Тимофей Егорович невольно поднялся со стула:

— Заки?

Мулла неодобрительно оглядел Беспалого и после некоторого раздумья слабо пожал протянутую руку.

— Зачем из барака выдернул? Неужели соскучился? А может, помирать срок пришел и ты надумал проститься? Хе-хе-хе! Поживешь еще! У тебя даже румянец на щеках играет. Располнел ты, Тимоха, тебе бы к нам на лагерную диету, ты бы тогда мигом скинул лишних полтора пуда.

— Я тебя часто вспоминаю, Заки, — спокойно ответил Беспалый. — Как это ни странно, но чем ближе последний час, тем воспоминания юности становятся острее.

— Ого! Ты меня удивляешь, Тимоша, вот уж не думал, что начальник колонии, хоть и бывший, может быть поэтом! Впрочем, все в руках Аллаха…

Мулла никогда не забывал о том, что он мусульманин, и часто поминал Аллаха. Увидев свободный стул напротив Тимофея Егоровича, он сел и выжидательно посмотрел на старого приятеля.

— Заки, если желаешь, можно будет устроить тебе досрочное освобождение. За тобой ведь не числится больших грехов, и, думаю, администрация не будет против.

Беспалый кивком указал на сына, который с интересом наблюдал за разговором бывших корешей.

— И такое ты предлагаешь человеку, который больше полувека просидел за решеткой?! — возмутился старый зек. — Да если я уйду отсюда, в лагере вообще правда умрет! А потом, здесь меня все знают, уважают. Я — Мулла, а этим многое сказано. А кем я буду на воле? Вокзальным побирушкой? Молчишь? Нет уж, лучше ты переходи на жительство в наш барак. Я тебе угол выделю и пидораса подберу, который тебя обслуживать будет. Не забыл еще, как это делается?

Тимофей Егорович криво усмехнулся, показав золотую фиксу в правом углу рта. Беспалый в молодые годы всегда одевался франтовато: на ногах яловые сапоги, которые непременно съеживались в гармошку, и, когда он шел, скрип доводил до экстаза всех девок в округе. Штаны он носил бархатные и непременно с ворсом, а цивильные костюмы заказывал у лучших портных. Рубашка на нем обычно была белая льняная. Еще Тимофей любил запонки, а вот галстуков не признавал: ворот у него всегда был расстегнут, и у самого горла виднелась тельняшка, с которой он расставался только в бане. Тельняшку ему давным-давно подарили кронштадтские моряки, которые в годы «красного террора» заполнили Соловецкие лагеря. А вот золотая фикса была изобретением самих воров: традиция подпиливать здоровый зуб и ставить на него золотую коронку уходила в дореволюционную Россию, где каждый уважающий себя уркач имел привычку закладывать в пасть пару золотников благородного металла.

Сейчас на Тимофее Егоровиче не было ни яловых сапог, ни кепки-восьмиклинки и вместо дорогих австрийских часов, которыми он когда-то любил щеголять перед приятелями, теперь он носил самые что ни на есть обыкновенные — «Победу» с исцарапанным стеклом и засаленным ремешком. Однако золотая фикса на левом клыке Беспалого-старшего блестела так же ярко, как и в молодые годы, и недвусмысленно напоминала о его воровском прошлом.

— Разве такое забывается! Только инструмент у меня притупился, — отшутился Тимофей Егорович.

Беспалый— младший Достал из шкафа бутылку армянского коньяка «Наири», расставил на столе рюмки и разлил в них коричневую жидкость. Коньяк был отменный, и комната мгновенно наполнилась благодатным запахом.

— Вот что я тебе скажу, гражданин начальник, — поморщился Мулла, — убери это пойло, им только свиней травить. У тебя спиртяшки не найдется? Мой желудок к нему больше привычен.

Александр Беспалый улыбнулся. Ему импонировал этот старый зек, чей язык был остер, как турецкий ятаган. И вообще зеков такого калибра, как Мулла, по всей России можно было отыскать теперь не более десятка.

— Есть у меня спирт! — С этими словами он достал литровую бутыль. — Это только для самых важных гостей.

— А знаешь, гражданин начальник, мне надо бы отказаться от твоего угощения: не по воровским это понятиям брать чарку из руки мента. Но, думаю, братва не осудит меня за это, ведь особенный сегодня день!

— А ты и не бери! — серьезно ответил Беспалый-младший. — Я тебе на стол поставлю.

Осторожно поставив наполненный до краев стакан перед Муллой, он ободряюще улыбнулся. Он давно знал об этой странной привычке Заки Зайдуллы пить неразбавленный спирт. Причем выпивал он его не залпом, как делает большинство людей, а небольшими глотками, полоща огненной жидкостью рот, — именно так поступают дегустаторы вина, чтобы определить вкусовые качества напитка. Мулла сделал глоток и от удовольствия сладко сощурился, напоминая разнеженного кота, впервые почувствовавшего тепло весеннего солнца после затяжной снежной зимы. А потом так же неторопливо стал тянуть спирт глоток за глотком, ни разу не поморщившись.

— Заки, чтобы так пить, нужно луженый желудок иметь! — заметил Тимофей Егорович.

— Посидел бы с мое, похлебал бы баланду, и у тебя такой же был бы! — едко отозвался Мулла.

Не отрывая стакана от губ, Заки Зайдулла внимательно разглядывал своего давнего другана. Ему показалось, что Тимоха мало изменился, даже полковничьи погоны на старом кителе не могли затмить сияния его воровской золотой фиксы.

— Не надо, Заки! — жестко произнес Беспалый-старший. — Я свое вот так отсидел! — И он постучал себя ребром ладони по горлу. — Или, может, ты позабыл?

Мулла осторожно поставил стакан на полированный стол и сухо ответил:

— Я никогда ничего не забываю, Тимоша!

Заки Зайдулла захмелел. Спирт у начальника был жгуч и располагал к обстоятельному разговору. Как бы там ни было, но повидать Тимофея после долгой разлуки ему было интересно.

— Ты так и не женился, Зайдулла? А ведь ты мусульманин, и тебе Коран разрешает иметь не одну, а четыре жены! — хохотнул Беспалый. — Я бы на твоем месте не терялся! Или все еще верен той своей зазнобе с Сивцева Вражка?

Заки не обошла любовь, и память о ней он сумел сберечь до самой старости. Правда, если он пытался поведать кому-нибудь в минуты откровенности о своей любви, то сбивался на обычный сентиментальный рассказ о красивой молодке с пшеничными локонами.

Чаще всего воры знакомятся с будущими подругами на «хазах», где, отмечая удачное завершение трудового дня, расслабляются водочкой, а заодно строят планы на ближайшее время. Женщин на «хазах» хватает — как правило, это перекупщицы краденого или наводчицы, явившиеся за своей долей, реже — подруги воров. Многие девки приходили за компанию со своими старшими сестрами — молодые, наивные, они таращили глаза на все, что происходило вокруг них, а лакомые яства на столах для них были такой же невидалью, как бальное платье императрицы. Шумное застолье не вписывалось в серые повседневные будни, и страшно было подумать, что этот праздник закончится, как только шагнешь за порог малины.

Свою первую любовь Заки Зайдулла встретил во время квартирной кражи в переулке Сивцев Вражек. Тогда ему едва перевалило за двадцать, но он уже считался опытным вором, а пятнадцатилетняя шантрапа смотрела на него как на учителя и готова была называть по имени и отчеству.