– Ты всегда была моей судьбой, хоть взрослая, хоть мелкая зелень двадцати лет, и я всегда это знал, – улыбнулся он ей. – Все очень просто на самом деле: ты формула моей жизни. И была ею с самого начала.

– Это что-то новенькое, – усмехнулась Клава и потребовала: – Поясни.

И вот на этом важном моменте, когда были сделаны самые тихие, самые истинные, откровенные признания, вызревшие, как то самое выдержанное вино, прозаически и гадски-подло затренькал смартфон в кармане у Марка. Кто бы сомневался!

– Не-е-ет, – воскликнула Клавдия.

– Я тебе потом объясню, – пообещал он и посмотрел на экран. – Это из Центра, мне надо срочно ехать. – Он коротко поцеловал ее в лоб и ответил на звонок: – Да?

Все, он уже был не с ней, и не с воспоминаниями о той их бесподобной ночи, и даже уже не под впечатлением от ошеломившей его новости о ребенке, а в своем Центре всеми своими мыслями и устремлениями.

Минут через десять, полностью собранный, с портфелем в руке, Марк заглянул в кухню, где Клавдия, назло всем и иже с ними профессору Светлову, большой столовой ложкой лопала прямо из пластмассового контейнера лимонное суфле, запивая это удовольствие чайком – эдакий протест обстоятельствам.

– Тебе нельзя много сладкого, а сахар совсем уберем из твоего рациона, малышу это вредно, да и тебе, – походя, заметил профессор, перед тем как дать основные наставления.

Клавдия картинно закатила глаза, изобразив бессилие – понятно! Все пропало, жизни не будет! Марк получил консультацию ведущего специалиста по занимавшему его вопросу, сто пудов этим дело не ограничится – он перелопатит горы литературы по животрепещущей проблеме. Теперь он изведет ее бесконечными наставлениями на тему, что ей можно и полезно, что рекомендовано и обязательно к исполнению, а чего нельзя, вредно, противопоказано и бяка, фу, брось и ай-яй-яй, и указаниями, как надо жить-дышать-ходить-спать.

Пропала Клавдина жизнь!

– Так, – командовал тем временем профессор, мало обращая внимания на ее ужимки и гримасы, – я ухожу, буду… Не знаю, когда, но буду. Ты не вздумай никуда уходить.

– Куда, например? – уточнила Клавдия.

– В свою квартиру конечно же, – напомнил Марк. – Это может быть опасно, к тому же там полный бардак. Я поговорю по этому поводу с начальником нашей службы безопасности. Думаю, он что-то посоветует, поможет и, скорее всего, возьмет тебя под охрану.

– Да не надо меня под охрану! – испугалась Клава. – Зачем?

– Затем, – очень информативно пояснил профессор Светлов, подошел, обнял одной рукой ее за талию, крепко, но коротко поцеловал в губы и довольно улыбнулся. – У тебя вкус лимонного суфле. Очень вкусно. – И не удержался, ну не мог он, честное слово, удержаться, тогда бы это уже был не профессор Светлов. – Больше не ешь, вам с малышком сладкое только натуральное: фрукты, мед.

– Ма-а-арк, – простонала Клавдия от бессилия и послала его подальше: – Иди ты… в Центр.

– Иду, – усмехнулся он.

Конечно, она поплелась провожать его в прихожую, а он, обуваясь и проверяя бумаги в портфеле, все давал и давал на ходу еще какие-то наставления несколько занудным, преподавательским тоном.

– И последнее, – подчеркнул Марк, строго посмотрев на Клавдию. – Садись и начинай вспоминать тот день, когда встретилась с Лощинским. Прямо по минутам вспоминай. Пользуйся ассоциативной памятью: запахи, звуки, может, какая-то мелочь или глупость запомнилась, вкус и цвет. Сиди, вспоминай и записывай. Я вернусь, посмотрим вместе твои записи и поработаем над ними. Все. Я пошел.

И, прогремев дверным замком, вышел из квартиры и побежал вниз по ступенькам, не дожидаясь лифта.

– Да-а-а, пропала спокойная жизнь, – провожая взглядом удаляющуюся по лестнице вниз фигуру Марка, тяжко вздохнула Клавдия.

Но потакать его менторским замашкам и прямо кидаться исполнять его наставления Клавдия не собиралась, хотя практически всегда следовала его рекомендациям. А чего не слушать-то, если любой вопрос, любую проблему Марк изучал досконально, сопоставляя факты, собирая подробные данные, проводил глубокий анализ и только после этого выдавал результат в виде готовых рекомендаций. Он существовал в пространстве точной науки и научного подхода к решению проблемы любого свойства, как научной, так и бытовой.

– А потому что нечего! – несколько воинственно проговорила она.

А что? Имеет полное право послать его куда подальше, ведь так ни о чем они и не договорились, ничего окончательно не выяснили и никаких решений не приняли. А Марк Глебович откровенно сбежал, с удовольствием воспользовавшись поводом уехать в разлюбезный его сердцу Центр, где без него прямо, можно подумать, наступил апокалипсис.

Поэтому вредничаем и не простили его еще, и вообще куда захочу, туда и пойду, а хоть бы и домой, там, кстати, убирать-переубирать до морковкиного заговения, после любопытных злодеев.

– Ладно, – тяжко вздохнула Клавдия, – в одном профессор Светлов прав: надо заняться делом и, наконец, разобраться с этими идиотскими чужими бумагами и отделаться от навязчивого внимания мадам Карно.

По примеру Марка, Клавдия подтянула к себе так и лежавший со вчерашнего вечера на журнальном столике оранжевый блокнот, в котором он делал записи, слушая ее рассказ, полистала, рассматривая, что он там написал, ничего не разобрала в этих стрелочках-вопросиках, кружочках и обозначениях, перелистнула на чистую страницу, взяла ручку и застыла над белым листом.

Итак. Вопрос номер один – где бумаги? Записала.

Посмотрела на запись и поняла, что это полный бред. Можно подумать, от того, что она написала вопрос на бумаге, на него как-то быстрей найдется ответ.

Ладно. Клавдия откинулась на спинку дивана, который успел сложить Марк, чему она не удивилась ни разу – порой в стремлении к порядку Светлов в своем педантизме доходил до крайности. А порой, когда полностью погружался в решение какой-то никак не поддающейся задачи, устраивал вокруг себя сплошной хаос из бумаг, блокнотов, записочек, в которых тем не менее присутствовала только ему известная упорядоченность, и категорически нельзя было сдвинуть с места хоть один клочок мятой бумажонки, иначе это нарушало весь стройный «порядок» под загадочным названием: ход его рассуждений. Тут же стояло несколько ноутбуков, работающих одновременно, лежали раскрытые математические справочники и таблицы, пустые грязные чашки из-под кофе и чая, погребенный под бумагами пульт от телевизора, а портфель вообще валялся под ногами посреди комнаты…

– Ну, что такое! – возмутилась Клавдия. Что она все о нем да о нем-то!

Так, хватит, пусть профессор любезничает со своей Марусей Стахановной, кстати, названной Марусей с легкой руки Клавдии, которая посмеялась, что в жизни Марка образовалась еще одна близкая женщина, очередная Маруся, только железная, а отчество Стахановна уже его ребята из группы добавили.

Нет, ну что за дела-то! Хватит, на самом-то деле!