В отношениях со П. А. Столыпиным Николая II обычно обвиняют в том, что он мало ценил этого гениального министра, мешал ему работать. После его убийства не наказал убийц и был рад, что отделался от не в меру яркого сотрудника. Начать стоит с того, что именно благодаря Государю Столыпин стал министром. Столыпин так описывает сцену своего назначения на пост министра: «В конце беседы я сказал Государю, что умоляю избавить меня от ужаса нового положения, что я исповедовался и открыл всю мою душу, пойду только если он как Государь прикажет мне, так как обязан и жизнь отдать ему, и жду его приговора. Он с секунду помолчал и сказал: «Приказываю Вам, делаю это вполне сознательно, знаю, что это самоотвержение, благословляю Вас — это на пользу России».

Говоря это, он обеими руками взял мою и горячо пожал. Я сказал: «Повинуюсь вам» и поцеловал руку Царя. У него, у Горемыкина, да вероятно у меня, были слезы на глазах». Из этого письма очень хорошо заметно, что Столыпин согласился быть министром только из-за приказа Государя. Если бы Государь не приказал, Столыпин так и оставался бы саратовским губернатором до конца жизни. Однако следует заметить, что хотя Государь и не позволил ему зарыть свой талант в землю, это был именно талант, а не гений. Почти все современники Столыпина, хорошо его знавшие, сходятся на том, что он был человеком средних способностей. Неприятные характеристики можно было бы отнести на счет зависти к более удачливому сотруднику, но целый ряд поступков Столыпина подтверждают мнение об его ограниченности. Он, например, сказал Государю: «Я не продаю кровь моих детей», когда Государь всего-то предложил оплатить лечение раненных террористами сына и дочери министра. Столыпин совершенно не был способен отказаться от преследования своих врагов, даже после победы над ними. Он фатально не понимал смысла действий Гучкова. Когда Ф. И. Родичев пришел к Столыпину извиняться за выражение «столыпинский галстук», министр гордо заявил: «Я вас прощаю», — и даже не подал ему руки. Своих великих целей Столыпин добивался довольно сомнительными средствами. С. С. Ольденбург говорит, что он «путем угрозы подать в отставку мог добиться от думского большинства почти любой уступки». Если при общении с Думой такая манера министра была просто некрасивой, то в работе с Государем она вырождалась в прямой шантаж. При первой встрече со Столыпиным В. И. Гурко «убедился», что Столыпин «даже плохо понимает, что такое земельная община», — отмена которой составила его славу. Говорили, что Столыпиным «всецело и нераздельно» правит товарищ министра внутренних дел С. Е. Крыжановский. Ген. В. Ф. Джунковский говорит, что все основные законы Столыпина «инспирированы» Крыжановским. Единственная заслуга Столыпина была следующая: «провести эти законы Крыжановский бы не мог, у него на это не хватило бы храбрости открыть забрало. Столыпин, если так можно выразиться, был на это ходок, он был храбрый, смелый человек, открытый, и проводил он все эти «страшные» законы со свойственной ему настойчивостью». Если верить П. П. Менделееву, то все знаменитые речи Столыпина «по большей части» написаны чиновником по особым поручениям при министре внутренних дел Гурляндом.

Что аграрная реформа необходима, стало очевидно еще до войны, когда созданные по всей России комитеты Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности единодушно высказались против существования общины. Уже тогда стало ясно, что общину нужно упразднить. Еще в 1903 г. началась работа для «облегчения отдельным крестьянам выхода из общины», как говорилось в манифесте 26 февраля 1903 г., и 12 марта этого же года был издан закон об отмене круговой поруки. Таким образом, уже тогда политика Государя стала в корне отличаться от аграрной политики его отца. После того как 3 ноября 1905 г. были отменены выкупные платежи, разрушение общины было делом времени. Но война и революция отсрочили реформу. Как только наступило относительное спокойствие, пришло время осуществить эту реформу. Именно Столыпин провел ее потому, что в 1906 г. он был председателем Совета министров. Если бы до этого времени продержался Витте, реформу провел бы он; мог бы провести ее и Гучков, если бы он все-таки стал министром; а если бы ни один из них троих не был бы министром в 1906 г., то указ 9 ноября подготовили бы Кривошеий или Гурко. В любом случае община была бы уничтожена. Благодаря таланту Столыпина реформа прошла легко и быстро.

Государь всегда подчеркивал, что дорожит Столыпиным; в отсутствие министра он иногда откладывал некоторые вопросы до его приезда; в 1911 г., когда законопроект Столыпина не прошел Государственный совет, Государю пришлось спасать этот законопроект, распустив Государственный совет и Думу, а затем еще и увольнять двух врагов Столыпина. Все эти условия были поставлены самим Столыпиным, иначе он собирался подать в отставку. В результате роспуска Думы, Гучков, ее председатель, с горя уехал на Дальний Восток, сами депутаты открыто сравнивали Столыпина то с Годуновым, то с Аракчеевым, а Л. А. Тихомиров заметил, что «Столыпин решился взять рекорд глупости». Двое членов Государственного совета, не угодивших министру, были буквально изгнаны из Петербурга. Оба они были людьми весьма незаурядными. В. Ф. Трепов, бывший Таврический губернатор, по словам Гурко «отличался большим природным здравым смыслом, практической сметкой и деловитостью при железном характере и исключительной напористости в достижении преследуемой цели». П. Н. Дурново называют «российским Нострадамусом»: ему удалось так точно предсказать будущую войну и революцию, что его записка на эту тему больше похожа на отрывок из исторической работы. И они вынуждены покинуть государственную службу, Дурново — до осени, а Трепов, в знак протеста, — насовсем. Столыпин был лишен всякого политического великодушия. Он отомстил тем, кого считал своими врагами, руками Государя, заставив свою нелепую месть исходить из такого источника, которому сопротивляться было невозможно. Государь, разумеется, никогда бы так не поступил с этими людьми, не поставь его Столыпин перед выбором: или он, или они. После этого довольно-таки глупо говорить, что Государь не дорожил Столыпиным.

Если в аграрном вопросе упорство Столыпина все же чаще всего служило хорошую службу России, то с военно-полевыми судами лучше бы это упорство поменьше граничило с упрямством. За военно-полевые суды Государя не перестают обвинять, а ведь они были учреждены 20 августа 1906 г., т. е. через восемь дней после покушения на Столыпина. Узнав об этом покушении, Государь послал министру телеграмму: «Не нахожу слов, чтобы выразить свое негодование; слава Богу, что Вы остались невредимы». Через два дня Государь уже сам предложил Столыпину ввести «исключительный закон». Военно-полевые суды появились в обстановке непрекращающихся террористических актов, когда за один только 1906 г. было убито 768 и ранено 820 представителей власти. «Отмена смертной казни при таких условиях была бы равносильна отказу государства всемерно защищать своих верных слуг», — говорил министр юстиции И. Г. Щегловитов. Теперь же на предание суду офицеров отводились сутки, на разбор дела — двое суток и на исполнение приговора — сутки. «Сегодня бросили бомбу, а завтра повесили для того, чтобы те, которые имели в виду бросить бомбу послезавтра, призадумались над этим», — говорил в Думе В. В. Шульгин и далее противопоставлял военные суды «тем революционным судилищам, которые из своего таинственного, никому не ведомого подполья ежедневно выносят смертные приговоры и приводят их в исполнение самыми зверскими способами. Кто допрашивает там подсудимого? Есть ли там защитники? Есть ли там присяжные, которые устанавливают факт преступления?» Герой романа Савинкова «То, чего не было», явно автобиографического, задавался схожим вопросом: «Но почему, если я убил Слезкина , — я герой, а если он повесил меня, он мерзавец и негодяй?..» Столыпин говорил, что нужно уметь отличит «кровь на руках палачей от крови на руках добросовестных врачей». Прав ли был Столыпин, — это вопрос сложный и скорее философский, но военно-полевые суды успешно боролись с терроризмом на протяжении всего периода своего действия. Если бы не покушение на Столыпина, военные суды, возможно, и вовсе не были бы учреждены. В любом случае, именно воля Столыпина придала борьбе с террористическими актами беспощадный характер. В декабре 1906 г. был показательный случай, когда адм. Ф. В. Дубасов просил Государя помиловать двух пытавшихся убить Дубасова террористов, Государь ответил только тогда, когда он выяснил мнение Столыпина, а мнение было такое: «Тяжелый, суровый долг возложен на меня Вами же, Государь.