карьерной лестнице, проводишь дни, сидя за столом и молясь, чтобы телефон не зазвонил, но он звонит, и твоя работа – брать трубку! Компания «Дандер Миффлин». Здравствуйте. Подождите… извините… Потом ты едешь домой в переполненном метро, измотанный до чёртиков, ужинаешь, смотришь серию «Браво» и удивляешься, откуда у других берутся силы на что-то ещё, а потом ложишься спать пораньше, чтобы завтра проснуться и всё повторить заново. Вот тут начинаешь удивляться… ради чего всё это? Ты работаешь, чтобы заплатить за жизнь, в которой только и делаешь, что отвечаешь на телефонные звонки. И ведь все этим занимаются, не так ли? Неудивительно, что мы устали и несчастны.

Какой бы однообразной мне ни казалась жизнь, я нуждалась в монотонности. Мне нужен был буфер. Мне нужно было… делать что-то обыденное и делать это хорошо, выживать и знать, что это – приемлемый жизненный выбор.

Кажется, экстремальное давление, вынуждающее всегда делать что-то особенное, в наши дни больше распространено. Это тёмная сторона индивидуализма, вера в то, что мы можем и должны реализовать себя, а в процессе, возможно, и изменить мир. 67 % представителей поколения миллениалов заявили, что чувствуют «сильное» давление, требующее от них успеха, по сравнению с 40 % представителей поколения X и 23 % представителей поколения бумеров[39]. Мы так сильно давим на себя в попытке стать успешными, что никогда не задумываемся, действительно ли это сделает нас счастливыми. Мы полагаем, что так и будет, но игнорируем тот факт, что успех по своей природе не делает людей счастливыми. На самом деле, он лишь создаёт ещё больше ожиданий, которым нужно соответствовать. Мы не будем счастливы, если наша основная цель – оставаться успешными, независимо от того, чего мы уже добились.

Я не думаю, что жизнь молодых поколений подвержена большему стрессу, чем жизнь наших родителей, бабушек и дедушек. Конечно, всегда существовало давление общества и трудности, во многом гораздо более серьёзные, чем те, с которыми сталкиваемся мы (мировые войны, сегрегация и т. д.), но для нас это давление изменилось. Миллениалов призывают быть успешными, уникальными, что редко встречалось в прошлом. Социальные сети имеют к этому процессу самое непосредственное отношение, потому что не только наш мозг адаптировался к постоянной стимуляции уведомлениями, но и мы к тому же постоянно сравниваем себя с лентами старых знакомых. Вы не знаете, с какой болью они сталкиваются; вы просто видите их великолепное крыльцо и думаете: «Эй, что со мной не так? Почему у меня маленькое крыльцо!?» К тому же, чем больше времени вы проводите в социальных сетях, тем больше вы склонны к депрессии[40]. Помимо социальных сетей, наше поколение процветает на иллюзии собственной значимости. Мы можем и должны создавать удивительные вещи! Мы должны открыть крутой многомиллионный бизнес! Мы должны сделать это к двадцати девяти годам! Нельзя довольствоваться ненавистной работой! Мы хотим большего! И в каком-то смысле это здорово. Почему бы нам не стремиться к звёздам? Но, с другой стороны, это настраивает нас на постоянное разочарование. Давление, побуждающее стать успешными к тридцати годам, – это несправедливое ожидание (учитывая экономику и рынок труда).

Я никогда специально не читала книгу «Важные годы», потому что мне не нравилась сама идея. Она о том, что мои двадцать лет крайне важны для того, чтобы настроить себя на оставшуюся жизнь?!? Я и без того тонула в панике и подавленности. Мне хватало страданий. А ещё – я не согласна. Давайте нормализуем женитьбу в тридцать шесть и начало карьеры в сорок. К чёрту давление. У нас уникальный график! Будьте черепахой!

Я считаю, что нам нужно вернуться к основам и вспомнить, что быть живым – просто. Жить, завести несколько хороших друзей, глубоко дышать и смотреть на красивое дерево – этого достаточно. Это нормально – просто быть человеком. Это нормально – не выпрыгивать из штанов, чтобы всех поразить. Наше стремление произвести впечатление карьерой так же токсично, как и любое другое старомодное стремление, как, например, выйти замуж к двадцати годам или иметь сорокапятисантиметровую талию в корсете. Это смешно. Просто позвольте нам дышать. Позвольте нам не торопиться.

Именно так я относилась к своей скучной офисной работе. Я поняла, что мне нужно было смириться с непримечательностью. Кроме того, я сделала важный для себя вывод: если я не буду много ошибаться, тогда я смогу остаться на этой работе навечно. Я смогу выжить. В офисе мне не нужно было никого впечатлять. Никто не знал, что я пою, или что люди пророчили мне Бродвей. Я не производила впечатления и была очень посредственной. Мне не нужно было смешить окружающих и оставаться красоткой. От меня лишь требовалось отвечать на звонки, пользоваться копировальным аппаратом и (плохо) вычитывать пресс-релизы. Я была ничем не примечательна, и это приносило облегчение.

Но я действительно скучала по театру. К тому же, я никогда не пробовала заниматься им без изнурительной одержимости едой и весом. И теперь, когда одержимость немного улеглась, я подумала, что, может быть, настала пора попробовать снова? Итак, я проработала секретарём ровно год, а потом ушла, чтобы играть «фабричную девушку» в мюзикле в Филадельфии. Я переехала туда на несколько месяцев, но на этот раз не стала жить с родителями в пригороде. Вместо этого я снимала комнату на жарком чердаке в доме на юге Филадельфии вместе с кучей других местных актёров и начала пить бурбон, как старик.

Зато эта актёрская работа наконец-то позволила мне вступить в профсоюз. В этом случае тебе больше платят, и ты можешь попасть на бродвейские прослушивания без необходимости занимать очередь в 5:45 утра. Ладно, сейчас или никогда. Я вступлю в профсоюз и попробуюсь на роль.

Как чувствовать

Это казалось чудом, но я… уже больше не была одержима едой. Я больше не думала о ней, если только не была голодна. Всё это казалось почти невозможным после моей жизни с одержимостью и перееданием. Однако это происходило. Диета «Пошло всё к чёрту» пошла мне на пользу. Я прошла через годичное ограничение и отсутствие официальных физических упражнений (кроме прогулок по городу), но теперь, через полтора года, мой аппетит стал… умеренным. Правда.

Даже странно об этом подумать.

Я не была такой же худой, как во время палео-диеты или французской винной диеты, но в целом я достигла веса,