Напав на Персию, монголы, среди прочего, уничтожили канат – древнюю сеть подземных рукотворных каналов, для земледельческого общества в стране без рек необходимых, как необходима организму кровеносная система. Некоторые каналы они разрушили намеренно, другие забились песком, а привести их в порядок было некому. Арабский географ Якут аль-Хамави, за несколько лет до монгольского нашествия описывавший западный Иран, северный Афганистан и княжества к северу от реки Амударья, говорил о них как о плодородных и процветающих странах. Через несколько лет после нашествия они превратились в пустыню – и остаются пустыней по сей день.

Не за все разрушения, причиненные монголами, ответствен сам Чингиз. Он умер в 624 году п. Х. (1227 году н. э.), после его смерти империю разделили между собой его сыновья и внуки – и продолжили массовое истребление. Ядро мусульманского мира подпало под власть внука Чингиза Хулагу; и, поскольку дед его завоевал еще не всю исламскую территорию, Хулагу продолжил его дело.

Любопытное событие произошло в 653 году п. Х. (1256 году н. э.), когда Хулагу проходил через Персию. Некий мусульманский законник, живший близ Аламута, пожаловался монгольскому хану, что вынужден постоянно носить под одеждой доспехи, ибо опасается ассасинов, штаб-квартира которых находится неподалеку. Недолгое время спустя два федаина (убийцы-камикадзе из числа ассасинов), переодевшись монахами, попытались убить Хулагу, но потерпели неудачу. С тем же успехом они могли бы попытаться выщипать ему бороду. Культ, способный убить любого, схлестнулся с армией, способной убить всех и каждого. Хулагу отвлекся от похода на запад и взял Аламут, а затем монголы поступили с ассасинами так же, как и со всеми прочими: уничтожили их всех физически, срыли их крепость, сожгли их библиотеки, документы, летописи – и с угрозой ассасинов было покончено[40].

Уничтожив ассасинов, Хулагу двинулся на Багдад. Он отправил последнему халифу из рода Аббасидов послание с угрозами, в котором, согласно историку Рашидаддину Фазлуллаху, говорил: «С прошлым покончено. Срой свои башни, засыпь свои рвы, передай царство своему сыну и сдайся нам… Если же не послушаешь нашего совета… будь готов. Когда я в гневе обрушу на Багдад свое войско, можешь скрываться на небесах или на земле – везде я настигну тебя. Ни одного человека в твоих владениях я не оставлю в живых, и город, и страну твою предам огню. Если хочешь сжалиться над своим древним родом, послушай моего совета».

Однако Аббасидский халифат в последнее время подавал кое-какие признаки жизни: случалось даже, что халиф во главе настоящего войска стремился к реальной власти. И в этот раз на троне сидел халиф из дерзких. В гордыне своей он отвечал Хулагу так: «Юноша, ты едва вступаешь в жизнь и думаешь, что будешь жить вечно. Ты… думаешь, что обладаешь абсолютной властью… Ты пришел с армией и арканами – но как надеешься ты арканом поймать звезду? Или не знает князь, что от запада до востока, от царя до нищего, от старика до юноши все, кто поклоняется Богу и боится Бога – слуги моего двора и солдаты моей армии? Когда я прикажу всем этим, рассеянным, собраться вместе, то сперва разберусь с Ираном, потом обращу взор свой на Туран и всё верну на свои места»[41].

Штурм Багдада начался 3 февраля 1253 года. К 20 февраля Багдад был не просто взят, но и практически уничтожен. Монголы не любили проливать кровь правителей: это шло вопреки их традициям. Поэтому халифа и членов его семьи завернули в ковры и забили ногами до смерти. Что же до простых жителей Багдада – их Хулагу истребил поголовно. Спор о численности жертв связан лишь с тем, что точно неизвестно, сколько людей находилось в это время в Багдаде. Мусульманские источники называют цифру восемьсот тысяч. Сам Хулагу был скромнее. В письме к королю Франции он утверждал, что убил лишь двести тысяч багдадцев. Как бы там ни было, город сгорел дотла: Хулагу держал свое слово. Все библиотеки, школы, больницы, все городские архивы и летописи, все хранящиеся здесь артефакты, все свидетельства расцвета времен золотого века исламской цивилизации – всё безвозвратно погибло.

Лишь одна сила смогла встать между монголами и Египтом. Никто до того – ни здесь, ни в других местах – не наносил монголам поражения в открытом бою.

Когда началось монгольское нашествие, этим регионом еще правили потомки Саладина, однако к 1253 году они демонстрировали типичные пороки стареющих династий: на троне – слабые и изнеженные правители, вокруг трона рыщет стая «заклятых друзей», борющихся за власть. В один прекрасный день очередной правитель умер, не оставив наследника. Недолгое время султаншей была его вдова Шаджар аль-Дурр, но затем мамлюки, корпус элитных воинов-рабов, собрали совет, выбрали одного из своей среды и принудили султаншу выйти за него замуж, так что он стал де-факто султаном.

Как раз в это время Хулагу разорял Багдад. Покончив с этим, он двинулся по протоптанной дороге всех завоевателей – на юг. Но мамлюк Захир Бейбарс, величайший полководец Египта, встретил Хулагу у Айн-Джалута, что означает «Источник Голиафа». По преданию, в библейские времена именно на этом месте великан Голиаф пал от руки Давида. И теперь, в 1260 году н. э., Бейбарс стал новым Давидом, Хулагу – новым Голиафом[42].

И снова победил Давид. (Кстати сказать, в этом бою мусульмане впервые использовали оружие нового типа: ручную пушку, или, по-нашему, ружье. Возможно, это была первая битва с серьезным применением огнестрельного оружия.)

Тем временем в Каире Шаджар аль-Дурр и ее муж каким-то образом убили друг друга во время совместного омовения – детали этого мрачного события остались туманными. Бейбарс, покрытый славой после победы при Айн-Джалуте, вместе со своей армией вернулся в охваченный смятением Каир, взял власть и основал так называемую династию Мамлюков.

Мамлюками, как я уже упоминал, называли рабов, обычно тюркского происхождения, еще в детстве привезенных во дворец и обученных всем военным искусствам. Нередко случалось в истории Срединного мира, что мамлюк свергал своего господина и основывал собственную династию. Однако у Бейбарса был особый случай.

Это не была «династия» в строгом смысле слова: власть здесь не передавалась от отца к сыну. Вместо этого каждый раз, когда умирал султан, внутренний круг самых влиятельных мамлюков выбирал из своей среды нового султана ему на смену. Тем временем новые мамлюки повышались в чинах сообразно своим заслугам и постепенно входили в ближний круг – то есть на позицию, в которой следующим султаном мог стать каждый из них. Таким образом, Египтом правила не семья, а военная корпорация, постоянно пополнявшая свои ряды новыми мамлюками. Это была меритократия – и эта система работала. Под властью мамлюков Египет сделался ведущей страной арабского мира – и фактически не утратил этот статус и поныне.