назад. Часовни уже не было видно за зданиями и деревьями, но мои мысли витали где-то там. Престарелую Избранницу, которая измывалась на большом совете над моими мозгами, следует не просто допросить, а пытать десятью способами. Только её надо найти.

Дальше мы шли молча, и всё это время я раздумывал, как вырваться из порочного круга. Вот вроде бы свободный, но чуял я, что сверну с маршрута не туда, и сразу объявятся невидимые конвоиры.

— Капитская это свобода, псы толчковые, — проворчал я, — Ну, я вам устрою…

— Чего?

— Потом расскажешь, как ты разум закрываешь, мне интересен сам принцип.

— Ну-у-у-у, это как бы секретненько, — пробурчал Гром.

— Кто б сомневался.

* * *

— Вы кто такие, олухи?!

Внешность Рыкова вполне соответствовала его фамилии. Огромный, он смотрел в глаза Громову наравне, надо мной же возвышался, словно красная скала.

Голос у него вылетал из глотки, будто львиный рык, и каждое, даже невинное слово казалось страшным ругательством. Тем более, говорил он крайне редко, и от этого каждая фраза звучала ещё сочнее.

— Капитан… кхм… Рюревский, — тихо сказал я, — Это рядовой Громов, находится у меня в подчинении.

Рыков обвёл взглядом неуставную форму Громова — пижама для этого явно не годилась. Да и мой бело-красный винегрет не блистал в его глазах, если так разобраться.

Ротный промолчал, только послышался глухой рык, будто так он заявлял окружающим о своём настроении. Или напоминал, что он готов слушать и дальше.

— Полковник Зумакин приказал отправиться в предгорья, к Жёлтому Вертуну, — сказал я, — Там было открытие…

Рыков оборвал меня:

— Знаю.

Я замолчал, рассматривая его погоны. Насколько я успел разобраться в местных лычках, он тоже капитан, и от этого моя проблема лишь усугублялась. До заветной звёздочки капитана идут не один год, и сколько боевых заслуг у него за плечами, я даже подсчитывать не брался.

Тишина затягивалась, а за спиной ротного посмеивалась шеренга краснопламенных гвардейцев. Для них мы, разодетые по последнему писку неуставной моды, были самыми настоящими шутами.

Снова глухой рык. Со вздохом я продолжил:

— Капитан… — тут я выдержал паузу, чтобы удостовериться, что угадал, — кхм… капитан Рыков, нам было велено получить обмундирование, а так же подобрать людей для…

— Подобрать? — брови Рыкова взлетели, и он обернулся на роту позади.

— Задание крайне сложное для…

— Я не понял, капитан, — последнее слово Рыков произнёс с издёвкой, — Тут бюро по найму, что ли?

— Но полковник Зумакин…

— Полковник протирает штаны в штабе, — огрызнулся ротный, — Тебе солдата покрасивше? Блондина, брюнета?

— Никак нет, — проворчал я, понимая, к чему он клонит.

— Мягонький! — рявкнул Рыков.

— Я, господин капитан! — отозвался щуплый парень в первом ряду, сделав лихой шаг вперёд.

— В шашки хорошо играешь?

— Так точно! — он озарился лучезарной улыбкой, победоносным взглядом оглядывая сослуживцев.

— Вот… — Рыков прищурился, — Одни таланты, капитан Рюревский. Мягонький в шашках зверь!

— И всё же я… — вырвалось у меня, но я проглотил окончание фразы, да и Фёдор рядом едва заметно кашлянул.

Рыков заурчал, предчувствуя победу. Все уставились в ожидании, чуть не открыв рты от предвкушения.

Ну же, царский наследник, скажи хоть слово о том, что ты царский наследник. Потребуй особого отношения, закати скандал, пообещай ротному Рыкову проблемы.

А может, Царь с моей помощью решает какие-то свои проблемы? Чем провинились эти Огненные Волки?

Оскорбят они меня, и уже завтра расформируют полк. Ну, и как говорится, по секрету все будут знать, по чьей вине всё это… «Новый наследничек объявился».

Ага, щаз-з-з!

Я почувствовал, как поднимается шерсть на загривке. Вашу капитскую мать, как же меня достали эти интриги.

Может, это удар по Славиным? Государь сливает собственную гвардию?

Но именно этот полк — наследие исчезнувших Борзовых. Насколько я понял, Славины до сих пор не смогли окончательно подмять под себя всю Пламенную Когорту.

А всё может быть намного банальнее — Царь просто сразу кинул меня в омут. «Привыкай к политике, сынок!» Выкарабкаюсь, выплыву, значит, достоин, а нет, то и на троне недолго бы протянул.

Кажется, Рыков всё прочёл в моих глазах. Поэтому я, поджав губы и засунув гордость глубоко в Пробоину, процедил сквозь зубы:

— Жду ваших указаний, господин капитан.

— Я твою Луну-Пробоину шатал, Рюревский! — огрызнулся Рыков.

— Так точно, господин капитан!

— И мне насрать на твою кровь, капитан!

— Так точно!

— Это здесь, вылунь, ты станешь лунным! — Рыков явно стал заводиться, тыкая пальцем себе под ноги, — На этом плацу, в этих сапогах! На этой, на хрен, земле! Когда будешь ползать в грязи с магострелом, глядя, как на тебя несётся «уголёк», вот тогда ты станешь лунным, твою ма-а-ать!

Дальше был поток бессвязной лекции о том, что такое «сраные Лунные», «грёбанные Подлунные» и «зачуханные Безлунные», и как они связаны между собой службой в армии и в гвардии. Логики особой тут не было… хотя нет, она была, но особая, армейская. Скрепленная заборным матом, эта логика выбивала всю лишнюю ересь из головы и делала солдата солдатом.

Что-то меня на размышления потянуло… Я едва сдерживался, чтоб не улыбнуться. Тем более, до этого посмеивающиеся гвардейцы в роте за спиной Рыкова стали очень серьёзными, и я понял, что такое состояние у капитана очень даже опасное. Как для здоровья, так и для службы.

— Это тебе не трястись перед усыпальницей от страха, лунный, мать твою в Пробоину! Гвардеец входит к предкам с гордостью!!! — Рыков уже расхаживал между нами и ротой, заложив руки за спину, — Огненный Волк всегда знает, что он достоин! Он достоин каждую минуту своей жизни, недолунки! Даже в обоссаных штанах он достоин, если в этот момент проворачивает штык в горле «уголька» или драного великолунца!

Эту армейскую музыку я и вправду любил, и сразу проникся чувством к ротному. Он напоминал моего наставника, и я прекрасно чувствовал, что капитан Рыков будет вот так, вместе с каждым своим рядовым, вместе ползать в грязи и рвать штыком врагов.

С каждым, но не со мной…

— Так, капитан Рюревский, — неожиданно повернулся Рыков, — Берёшь этого чемпиона по шашкам, и дуешь в свои предгорья. Мягонький у нас вечерник талантливый, и земляш у тебя вон какой, в груди по две чакры. И…

Он замолчал, удивлённо