занять, хватаюсь за высокую траву, чтобы хоть как-то зафиксировать, но мне это не удается, потому что содрогаюсь в исступлении, как юная девица. Лера заряжает тверк верхом на мне.

Я просто сейчас отъеду!

Бросив зелень, тянусь к ее талии. Хочу сграбастать, раздавить. Не разрешает сучка! Бьет по рукам и снова беспредельно уносяще двигается. Знаком показывает, чтобы я оставался недвижим. Подчиняюсь, сегодня ей можно все. Да какой там сегодня, ей всегда можно. Все что могу, только приподниматься навстречу ее сносящим толчкам.

Она меня трахает! Сильно, мощно, жестко! Но…

Я тоже кое-что умею! Переборов поток страсти, притягиваю и останавливаю, замираю в ней. Прикрыв глаза, ощущаю в эти секунды исключительную вибрацию друг друга. Мне кайф! И ей тоже, я знаю, а главное ощущаю и понимаю. Нам хорошо вместе это неоспоримый факт. Она моя, а я ее. Только с ней мне так, только с ней обо всем забываю, только с ней парю и летаю, только с ней!

— Давай поменяемся, — веду жадно от талии к груди.

— Не понравилось?

— Шутишь? — искренне возмущаюсь — Только мне тоже нужно, понимаешь? Давай, детка.

Не дожидаюсь ответа и подминаю Леру под себя, потом быстро переворачиваю на живот и ставлю в догги. Замирает и не двигается. Голова опущена, ждет.

— Так нормально, не смущает?

Машет головой. Немедля ввожу головку и максимально нежно проталкиваюсь до конца. По мере проникновения полощет жестче и сильнее. Она такая тесная, горячая, сладкая. Первым осторожным движением раскалываю на две части наше сегодняшнее существование. Эта поза откровеннее, низменнее и одновременно доверчивее. Лера позволила! Последующие толчки отрывают ее от земли, и я слышу стоны, которые становятся все громче. Сука, пусть сюда никто не придет! Я и сам на грани такой, что еле сдерживаю дичайший грудной рев.

Нагоняю амплитуду и раскручиваю, то короткие серии заряжаю, то длинные с оттяжкой, разные ритмы пробую, наблюдаю на каких заводится больше. Радует, что все нравится, и от того тащится и от этого. Подстегивает неимоверно, что я все это дарю, а она загребает. Как же мне это важно! Пусть только на мне подсаженной остается, пусть только от меня зависит, как я от нее. Хочу, чтобы перлась от секса нашего, ни о ком кроме нас не думала больше, чтобы все мужики из памяти стерлись, как в том гребаном фильме, когда фонариком посветил и все — ничего не помню! Одержимо желаю данного факта, просто горю им, пылаю!

Трахаю, тяну ее на себя, вбиваюсь и вколачиваюсь жестко. Мечу Леру собой, клеймо оставляю. Моя-моя-моя! На пике приподнимаю и прижимаю спиной к себе, продолжаю двигаться. Сжимаю соски и ищу ее губы, поворачивается ко мне, чувствует, насколько мне это нужно. Целую, лижу ее рот, не могу оторваться ни оттуда, ни оттуда. Мокрые и жаркие, сумасшедшие от любви и ласки.

— Люблю тебя, Лер, — не сдерживаюсь и выдаю все как есть.

Она внезапно всхлипывает и морщится, не догоняю пока почему, возможно от упоения, потому что оно у самого шкалит по полной. Списываю все на это и не жду ничего. Просто у нее такое лицо, будто что-то случилось страшное. Отволакиваю Леру от этого состояния только одним способом — вколачиваю и вливаю в нее свою любовь настолько мощно, что она возвращается в наш рай.

Чувствую, как сжимается, понимаю, что кончит скоро, а я с ней хочу вместе. Мне тоже немного осталось. Передергиваю ее поудобнее, немного шире развожу бедра и догоняю нас. Как только понимаю, что Лера кончает, сдергиваю ее себя и перевожу член на лепестки, двигаюсь посередине, достаю до клитора, еложу по нему головкой, попутно заливая спермой. Содрогаемся оба. Обсыпает кожу вибрирующими мурашками, сотрясает дрожью и долго не отпускает этот эротичный туман в обалдевшем от спектра эмоций сознания.

32

— И как ты себе это представляешь? — кричу ему на повышенных.

— Успокойся уже! — гасит меня Мот. Он не спеша надевает измятую футболку и застегивает джинсы. — Ты реально мне не веришь, Лер? Я тебе только что все рассказал.

— Врешь-врешь-врешь! — тычу в него пальцем, сидя на земле.

— Да не вру! Какой смысл? — наклонившись, орет на меня.

Выпрямляется, раздраженно прочесывает затылок и снова нагибается, уперев руки в колени. Вот его лицо, совсем близко. Замечаю в глазах тревогу и беспокойство, но одновременно и злость там тоже хлещет.

Понятно, был бы прав, то не раздражался бы. Отмахиваюсь и повернувшись, роюсь в траве, ищу потерянные трусы. Этот атрибут становится неразделимым с Филатовым. Встав на четвереньки, ощупываю траву в надежде найти хлопковый комок. Платье задралось на попе, одергиваю его ежесекундно, хотя какая уже разница после того, что здесь было. А здесь было!

Я подсаживаюсь на Мота, как на запрещенку. С ним просто труба! «Люблю» — ни с чего бомбит в голове, и в ту же секунду слезы скатываются по носу и падают в зелень. Набрехал? Определенно! А вот я и правда люблю, но ни черта ему не скажу теперь. Просто мы сейчас прощально занялись самым башнесносящим сексом на свете и все. Потом ничего не будет, это в последний раз. Филатов больше не мой.

— Опять ревешь? — присаживается рядом. — Повернись, я сказал!

Я отбиваюсь от него руками, упираюсь в грудь и прячу лицо. Если еще раз обнимет, не уверена, что смогу отказаться от еще одного прощания, а потом еще. С ним невозможно остановиться, в законченную маньячку превращаюсь, когда он рядом. Одним видом сносит мои оборонительные позиции и берет в плен, но какой же этот плен чувственный. Сопротивляться долго не получается просто потому, что он сильнее. Блокирует и прижимает, сажает на себя верхом, сжимает в кольцо. Сижу лицом к лицу и нет возможности даже отвернуться. Глаза в глаза.

— Верь мне, — давит интонациями, почти приказывает. — Ты должна, понимаешь? Илья мой крестник. Его мать поехала в надежде наладить контакт с отцом мальчика. Я не мог их бросить, ясно?

— Ты и гулял с ними, да? В парке? — не успев прикусить язык, выпаливаю ревностно.

— Откуда…? — удивленно спрашивает, потом слегка встряхивает. — Давай, Лер, по порядку. Рассказывай теперь ты.

Не буду говорить, что мне стоило перекачать с папиного телефона на свой фотку, но теперь я показываю ее Филатову. Он с интересом рассматривает и улыбается. Наблюдаю за ним и не вижу во взгляде смятения или смущения, только любопытство присутствует.

— А-а, это Илюшке как раз четыре года исполнилось. Оксанка опять в депрессию впала, я еле ее вытащил. Не хотел портить праздник