— Ну, и? — кивает мне отец.

Сажусь и отпиваю горячий напиток. Тепло раскатывает по телу. Я понимаю, насколько устал за сегодняшний день. Тру лоб и с трудом преодолевая зевоту отвечаю.

— Это не мой сын, как вы подумали. Да не смотрите на меня так! — несколько резко машу рукой. — Это мой крестник Илья. Так уж вышло.

— А теперь давай, Матвей, рассказывай все по порядку, — откидывается в кресле отец и я начинаю свой нелегкий рассказ.

29

Я два дня сижу дома, и никто не в силах меня вытащить куда-либо. Ничего не хочу, как та царевна в мульте, Несмеяна которая. Мой мир развалился на части. Я всех ненавижу, да я такая и что теперь? Эта сраная фотка перечеркнула всю мою жизнь. И на что Мот рассчитывал, когда лез ко мне со своими очаровашками? У него сын! Мальчик этот занимает его мир, а не я.

Чувствую себя идиоткой, соревнуясь с ребенком. В своей душе я отчаянно воюю с ним. Да при чем тут это дитя? Я в который раз спрашиваю себя и не могу ответа найти. Черная ревность пожирает меня с головой. Там же к этому ребенку еще и мама прилагается. Ну красивая, конечно. У Мота других не бывает. Гад, пишет мне еще. Спрашивает, куда я пропала. Совесть у него есть? А интересно, после лета он куда планировал смыться? К тем, своим? Или что? Я ничего подобного не обсуждала с ним, но и в голову не могло прийти, что все вот так обернется.

— Лера, мы в кино. Ты с нами? — открывает дверь отец.

Он настороженно наблюдает за мной эти несчастные пару дней. Жалеет, наверное, что посвятил в неприятные события. По крайней мере, вижу, как с долей вины смотрит на меня. Странный он. Да нет, я не сержусь, хотя косвенно обвиняю за то, что узнала все это. Смешанные чувства в моей душе. Очень сильно смешанные, но ничего не поделать. Такая она суровая действительность. И хорошо, что я сейчас узнала, а не позже, когда совсем бы голову потеряла. Хотя я уже сейчас в пограничном состоянии. От этого осознания больнее. Шторм в моей душе. Прямо хоть Вивальди включай и слушай на перемотке. Да, именно так!

— Нет, па. Не хочу.

— Лер, ты так и будешь теперь? — присаживается рядом и берет за руку.

Аккуратно вытаскиваю и отодвигаюсь. Нет… Лучше Баха включить…Так вернее.

— Как, па? — отворачиваюсь к стене. — Какая есть! Не хочу веселиться.

— Хочешь я сам с Матвеем поговорю, выясню.

— Нет! Нет, папа! Только не это, — почти кричу на него. Поверить не могу, что может предложить такое. Что за бред я слышу? Неужели я в его глазах такая беспомощная идиотка? — Я сама, хорошо? А может и разговаривать не придется, неизвестно захочу ли. Пап, ты только не обижайся, но можно я одна останусь?

Резко хлопнув по своим коленям, встает и идет к двери. Лишь на одну секунду останавливается и хочет что-то сказать, но передумывает. Резко махнув рукой, выходит.

— Ну что там? — улавливаю мамин шепоток. Вот она красотка, караулит у двери!

— Ничего. Лад, как же все по-дурацкому…

— Ну тише, тише. Как-нибудь разрулится все. Знаешь, может я к Маше… — разговор затихает, больше ничего не в силах услышать.

Хлопает замок, наступает тишина во всем доме. Во дворе урчит мотор, машина выезжает с территории. Все, я осталась одна. Плакать или нет? Вроде и хочется пустить слезу-другую, но резервов на обильную влагу не хватает. В итоге противно морщусь только, да и все.

Пойду хоть в лесу за домом поблужу. Может свежий воздух мозги прочистит, буду сильно на это надеется. Завариваю чай с травами в термокружку, запираю все и тащусь в сосны. Рвануть бы сейчас к прадеду и прабабушке**. У него там бор — закачаешься. Но только деда нету. В смысле увезли их родители в какой-то чудо-санаторий для поддержки здоровья. Они ведь старенькие совсем. Скучаю сильно-сильно, как только приедут, рвану к ним. Отвлекусь ото всего, выброшу ненужное из головы на фиг. Пусть они тут как хотят все! А мне и там будет прекрасненько!

Сажусь на расстеленную попонку и слушаю ветер. Люблю, когда он шумит. Да и вообще природа успокаивает меня, мысли сразу очищаются от хлама всякого. Макс весь телефон порвал мне. Не хочу его видеть, и слышать тоже особой охоты нет. Сказала ведь тогда, что не по пути больше нам. Нет, прется маньячелло за объяснениями. Вот надо ему слышать, что я ему изменила? Если дальше доставать будет, то придется этой суровой правдой прямо в лобешник ему влепить. И не стыдно ни капли. Да, вот такое я изделие, и что теперь? Он и сам хорош, если что. Загоняю Максюшу в черный список. Надоел придурок.

— Илья. Илья, осторожнее. — раздается окрик Матвея, и я вжимаюсь в ствол дерева.

Мимо меня на дичайшей скорости проносится пацаненок. Шустро перебирает маленькими ножками, словно летит над зеленой травой. Пятки только мелькают, отстукивают дробный топот. Рубашка на маленькой спинке надулась пузырем. Светлые вихры, переливаясь на солнце, отсвечивают ореолом, это так сильно растрепался длинный, как я понимаю, чуб. Малыш заливисто хохочет и горланит какую-то веселую речевку.

— Не догонишь! Ты меня не догонишь! — писклявый голос разносится по округе.

— Илюша!

Мое бедное сердце сжимается. Мне жалко себя. Да, жалко. Очевидно же, что Мот отец ребенка. Я не знаю, как так вышло в его жизни, но мне плохо. Эгоистично? Наверное. Хотя при чем тут этот малыш? Его же не спрашивали, просто произвели на свет. Перипетии чьих-то судеб не касаются его, вот и все. Он просто растет и радуется жизни. Задерживаю дыхание от того, что именно выражает интонационно Матвей. Он печется о мальчике, что и слепому видно. Заботится, гуляет с ним.

Так… Стоп! Откуда здесь появился ребенок? Это что за новости такие? Значит и мать его здесь, а почему она не с ними тогда? Миллион вопросов и ни одного ответа, как водится. Так, секунду. Если мальчик здесь, то получается, что родители Филатова в курсе ситуации. Значит, они знали все. И судя по тому, что мальчику уже года три-четыре, получается знали давно и ни словом не обмолвились. А у тети Маши от мамы моей секретов вроде бы нет, но никто ничего не сказал все равно. Папа тогда откуда узнал? Дядь Егор все же проговорился? Как же мне