* * *

Бабушка Варвара оказалась старухой лет восьмидесяти. Жила она в одном из частных домов, которые еще сохранились на улице Володарского. Комнатка, в которую завела Кристину Варвара, была не слишком опрятной, но девушка понимала, что в таком почтенном возрасте у старушки может не хватать на все сил. Ненавидящая стерильную чистоту и педантичный порядок материнской квартиры, Кристина была очень снисходительна к тем, кто придерживался других правил.

– А ты, я гляжу, совсем на сносях, молодуха? – прошамкала Варвара и улыбнулась беззубым ртом с голыми бледными деснами.

– Я потому и пришла, – поспешила сказать Кристина. – Мне бы, бабушка, родить до срока…

– А срок-то какой?

– Девятый месяц.

Старушка вытерла коричневым сморщенным пальцем слезящийся бесцветный глаз и удивленно спросила:

– Зачем же до срока, когда и так уж срок!

Кристина тяжело вздохнула и рассказала бабушке Варваре свою историю. Что ж тут поделаешь? В этом месте надо говорить правду, а то как бы чего не вышло. Не той травы даст – и поминай как звали!

Старушка очень внимательно оглядела девушку узенькими щелочками глаз, чуть ли не целиком скрывающихся в дряблых складках век, и сказала:

– Не гневи судьбу, девка. Рожай, как на роду написано.

– Не могу, бабулечка… – прошептала Кристина и вдруг разрыдалась.

Она плакала и плакала взахлеб и с подвываниями и никак не могла остановиться. Именно в доме бабки Варвары, неприбранном и с застоявшимся кислым духом, ей вдруг показалось, что жизнь кончена, что она никогда не увидит своего ребенка и никогда не будет счастлива с Митей. У нее вообще никогда и ничего больше не будет. Бабка пыталась отпоить Кристину какой-то прокисшей, как воздух ее дома, водой, но это ничуть не помогло. Девушка продолжала биться в рыданиях, обеими руками придерживая гору своего живота.

– Вот лихоманка тебя забери, – выругалась старушка. – Опростаешься еще тут у меня. Только этого не хватало.

Она порылась в своих закромах, вытащила пучок бурой ломкой травы, завернула его в кусок заскорузлой газеты и подсунула неаккуратный сверток под руку Кристины.

– Как придешь домой, заваришь всю траву крутым кипятком. Когда вода станет темной, процеди и пей по полчашки через каждые полчаса, пока схватки ни начнутся. Да ты поняла иль нет? – Бабка Варвара постучала костяшками пальцев по животу Кристины. – На-ка вот выпей еще. Тут с валериановым корнем. Успокаивайся, девка, а то как бы беды не вышло. Не надо мне лишних неприятностей. И так всего хватает…

Выбивая дробь зубами по краю замызганной чашки, Кристина выпила бабкину настойку и действительно начала успокаиваться. И чего ее так развезло? Все еще утрясется. Возможно, она уже сегодня сможет родить, и Степка перестанет смотреть на нее врагом, и свекровь полюбит снова, и Владимир Дмитриевич опять будет по душам болтать с ней на кухне. А неожиданно нагрянувшую любовь к Мите придется принести в жертву. Ребенок, ее сын, того стоит.

Кристина вытерла слезы, сунула в бабкину коричневую когтистую лапку полагающуюся мзду, вышла на улицу и после затхлой атмосферы «апартаментов» «потомственной ведуньи и лекарки» с удовольствием вдохнула живительный зимний воздух. Пожалуй, она не пойдет сразу домой, а немножко прогуляется, чтобы успокоиться окончательно. Прямо от бабкиного домика шла дорога на мостик, который вел на небольшой остров в разливе реки Ижоры. На этом острове, носящем смешное имя Чухонка, находились городской пляж, тенистый заросший парк и городок аттракционов. Конечно, в декабре аттракционы были закрыты, но Кристина специально добрела до них. Она прижалась животом к ограде и стала представлять, как будет катать своего сына на карусели. Вот на том, сейчас засыпанном снегом олене с большими ветвистыми рогами. Сын будет держаться ручками за оленьи рога и смеяться, проезжая мимо них со Степкой. А они возьмутся за руки и чуть ли не заплачут от счастья, что у них такой замечательный малыш. Улыбаясь своему видению, Кристина тоненько пропела: «Возьми меня, олень, в свою страну оленью…» – и вдруг поняла, что совершенно не вспоминает Игоря Краевского, настоящего отца ребенка. Как это все странно… Неужели она его совсем не любила? Неужели этот ребенок в ее животе – плод не любви, а всего лишь злобной мести Таньке Казаковой, которая посмела ее обскакать? Похоже на то… Но ничего! Даже если и так! Она искупит свою вину любовью к сыну и к семье Николаевых, которые отогрели ей сердце. Они обязательно полюбят ее снова, и все у нее будет очень даже хорошо.

* * *

Трава бабки Варвары оказалась очень горькой. Первый раз Кристину чуть не вырвало. Она с трудом заставила себя удержать внутри желудка эту горечь. К ее счастью, в этот вечер Николаевы-старшие ушли в гости к каким-то друзьям в соседний подъезд, а братья на пару переустанавливали компьютерную систему и были очень заняты. Даже соседи куда-то исчезли на этот вечер. Целых три часа никто не мешал Кристине пить бабкино снадобье, морщась и с трудом сдерживая рвотные спазмы. Сначала она заедала ужасную горечь кусками сладкого ленинградского батона с орехами и вся измазалась в сахарной пудре, потом пила настой уже без всякой закуски, так как стала опасаться, что он может не подействовать. Бабка ведь не велела его чем-нибудь заедать. К девяти часам вечера что-то потекло по ее ногам. Кристина обрадовалась, что больше не надо пить Варварину гадость, поскольку начали отходить воды. Она глянула себе под ноги и громко охнула. На пол кухни между ее ног мерно капала кровь.

– Сте-епа! – крикнула она, но крик оказался каким-то смазанным и глухим. Никто не вышел к ней из комнаты.

Кристина набрала в грудь побольше воздуха, чтобы крикнуть погромче, и тогда внутри у нее будто что-то лопнуло и по ногам потекли горячие ручьи. Обезумевшая от страха и резкой боли в низу живота, еле переступая ногами, она поплелась в комнату, с трудом открыла дверь и упала на пол прямо за порогом. Из-под нее по старому паркету в сторону братьев потек тонкий кровавый ручеек.

– Что? Что с тобой, Кристина? – Первым подбежал к ней Митя и тут же крикнул брату: – Степка! «Скорую»! Быстро!

Пока Степан возился с телефоном, от страха попадая непослушными пальцами не на те кнопки, Митя с трудом поднял тяжелую Кристину с пола, положил на диван и убрал с ее лица прилипшие к нему пряди.

– Ничего не бойся, все будет хорошо, – приговаривал он. – Так всегда бывает, и у всех все проходит, и рождаются отличные пацаны… Ты же видела в фильмах, как женщины мучаются, кричат, а потом, счастливые, прижимают к себе младенцев! Вот увидишь, сейчас приедут врачи и скажут, что все в полном порядке… все идет по плану…

Митя говорил и говорил, а Кристина силилась понять, о чем это он, и никак не могла сообразить. Митино лицо перед ее глазами расплывалось, подергивалось дымкой и как-то странно кривилось на сторону. Его слова доносились до нее будто через толстое запотевшее стекло. Она разлепила бескровные губы и сказала то единственное, что билось в ее мозгу: «Мы будем катать сына на олене». Митя радостно закивал, а Кристина вдруг выгнулась, насколько позволял ее живот, по-звериному оскалилась и страшно закричала. Она вцепилась в руку Мити так, что ногти вонзились в его ладонь. Он сморщился от боли и опять крикнул брату: