Во время посадки Мадам в свойственной ей манере рассуждала о состоянии дел во французской компании, о чем незадолго до этого говорил с ним Гораций.

– Эта поездка не принесет мне никакого удовольствия, а только раздражение, головную боль и проблемы! К тому же там Стелла, моя сестра. Это просто камень на шее. С директором, господином Амейсеном, она не разговаривает. Он, конечно, бездельник, правда, умный и проницательный, настоящий иезуит. А потом еще набережная Бетюн, там Эжени и Гастон… Просто ад.

Она рассказала секретарю, как эта пара в 1934 году попала к ней на службу, когда она переехала с квартиры на острове Сен-Луи. Той ночью, когда они летели в Париж, Мадам говорила только о делах, которые их там ожидали.

– Знаете, что нас губит? У французов слишком много отпусков. Вот что нас губит! Месяц летом, неделя на Рождество, религиозные праздники, светские праздники… Бьюсь об заклад, что у этой нации больше всего выходных в мире. К тому же оплачиваемых работодателем!

Она считала себя жертвой французской страсти к безделью.

– Французам, – кивала она в сторону невидимого собеседника, – нужен новый диктатор, новый Наполеон.

Несколько лет спустя, когда к власти во Франции пришел генерал де Голль, Мадам послала ему такую поздравительную телеграмму: «Французы нуждаются в вас. Будьте сильным!» Вероятно, де Голлю это понравилось, и он ответил: «Дорогая мадам! Я постараюсь».

Старый самолет DC4 совершил посадку для заправки топливом в Ирландии, в Шенноне. Ночь была холодной и звездной. Пассажиры могли отдохнуть и сделать покупки, потому что Шеннон был свободной от налогов зоной и там все было гораздо дешевле.

К Хелене Рубинштейн подбежала группа монахинь, летевших в Рим – они только что видели ее портрет в журнале Globe, – щебеча, как стайка школьниц, они просили автограф. Одна из них воскликнула: «Да благословит вас Бог! Это для моей племянницы, она с ума сходит по вашему Apple Blossom».

– Узнайте ее имя и адрес, – приказала Мадам Патрику, расписываясь на разных клочках бумаги и даже открытках с религиозными сюжетами, которые ей сунули монахини. – Я пошлю ей образец, когда вернусь в Америку.

Это были не просто слова – поездки всегда вызывали у нее всплески щедрости. За четырнадцать лет работы ее секретарь отправил бесчисленное количество маленьких посылок людям, с которыми она познакомилась подобным образом в дороге. Кому-то нужно было послать помаду особого оттенка, кому-то крем, кому-то – туалетную воду… «Никогда нельзя относиться к клиентам наплевательски, – говорила Мадам, – особенно к потенциальным. К тому же маленький пробник не разорит нас». Это было частью рекламной политики компании.

На самом деле поездки в Париж необязательно совпадали с выходом на рынок новой продукции. Зато обязательно совпадали с сезонами показов от-кутюр. Этому было много причин. Во-первых, Хелена одевалась у Юбера де Живанши, который недавно появился на небосклоне французской моды, к тому же они были хорошими друзьями. Многое она покупала и у Кристиана Диора. Вдобавок у нее была собственная портниха, которая копировала вещи, прельстившие Хелену в коллекциях. Во-вторых, она преследовала сугубо профессиональные цели. Показ новых коллекций привлекал в Париж, столицу моды, журналистов со всего мира. Мадам устраивала специальные приемы на набережной Бетюн и приглашала прессу. Она рассказывала гостям о своей продукции, а директор по связям с общественностью – в той поездке это был Патрик О’Хиггинс – раздавал рекламные брошюры для печати. Вечера на острове Сен-Луи были отличной рекламой марки.

У Мадам был свой, очень личный подход к журналистам во всех странах, где она появлялась. Она устраивала небольшие обеды у себя в квартире, куда приглашала трех-четырех, самое большее пятерых журналистов, пишущих о моде. Она подробно рассказывала о продукции, которую хотела продвигать на рынке. Стратегия ее была довольно сомнительной. Она надевала столько украшений, сколько было приглашенных журналистов – журналистов моды, в основном женщин, но тактика оставалась неизменной и для мужчин. «Четыре журналиста, четыре украшения. Украшение станет лучшим подарком, особенно если вы сами его носили. Поэтому я сама надеваю их, прежде чем подарить».

После приятной трапезы и не менее приятной беседы Мадам на прощание раздавала гостям подарки: «перстень, который принесет вам удачу», «браслет, подобранный в цвет ваших глаз, дорогая», «брошь того же тона, что и ваше очаровательное платье», «жемчуг, который обязательно покорит вашу супругу», и так далее… Каждый уносил с собой роскошный подарок! Перед этим Мадам никогда не упускала случая представить взорам восхищенных гостей свои бесчисленные наряды: это маленькое платье было создано специально для нее Баленсиагой, а это – Жанной Ланвен, а это исполнено по эскизу Пуаре, а вот норковое манто от Максимилиана она больше не носит и просто хранит как память. После всего этого журналисты уже не могли не написать обещанной статьи.

В тот год Мадам снова искала секретаря для своего директора Эммануэля Амейсена. Директор по кадрам разместил объявление во множестве газет и среди прочих претендентов встретился с одной молодой женщиной, имевшей техническое образование, но желавшей поменять род занятий. Она обладала бесценным для международной компании качеством: свободно говорила на английском, немецком и итальянском языках. Он попросил ее подождать несколько минут и исчез. Потом он вернулся «с маленькой славной женщиной», которая поговорила с ней на английском языке и задавала огромное количество вопросов о ее прежних местах работы, о бывших должностях и обязанностях, и еще на самые разные темы. Молодая женщина отвечала уверенно на все вопросы. Потом «маленькая славная женщина» ушла, а провожавший ее директор вернулся и сказал, что она произвела очень хорошее впечатление на Мадам Рубинштейн, «но мы с вами свяжемся позже». Сильвия Бедхе лишилась дара речи. Она не только не узнала собеседницу, но, по ее словам, «даже не знала о ее существовании: для меня слова “Хелена Рубинштейн” были просто названием марки». Сильвию Бедхе взяли на работу.

Очень быстро Сильвия поняла, что Мадам использует секретарей для того, чтобы они доносили ей на своих начальников. И действительно, Хелена, уезжая в Соединенные Штаты, сказала ей:

– Я на вас рассчитываю и жду от вас подробных писем.

– Нет, Мадам, – смело ответила Сильвия, – я этого делать не буду.

Хелена много раз повторяла попытки, но Сильвия всегда отказывала ей. Это не помешало им стать лучшими подругами, и когда Мадам приезжала в Париж, то не желала иметь ни с кем дела, кроме Сильвии Бедхе. А та на короткое время занимала должность секретаря директора: вскоре ее назначили координатором европейских маркетинговых проектов. Эту должность она занимала более двадцати лет.

Патрик О’Хиггинс вспоминает, что познакомился с ней в самом начале своей карьеры во время первого приезда в Париж: «Мы завершили дела в кабинете господина Амейсена. Там меня представили его изящной секретарше, Сильвии Бедхе». А Сильвия описала Патрика, как «очаровательного мальчика, тонкого и образованного».