прелестной ручки. Но если себя убить хотите, — то уж не на моих глазах, умоляю! — а то ведь заплачу да и умру от разрыва сердца, — и он на удивление трогательно улыбнулся.

Надежда не приняла его улыбки и как-то разом сникла и погасла. Но и такое ее состояние продолжалось недолго…

— Прощайте! — неожиданно сказала она и так решительно направилась к двери, что Свидригайлов, почувствовав в ней какую-то перемену, не стал удерживать.

На улице уже начинало светать. Несколько минут постояв перед домом в предрассветной мгле и с трудом сообразив, где находится, Надежда быстро направилась в сторону Владимирской площади.

Оставшись один, Свидригайлов бегло осмотрел пистолет, поправил капсюль и сунул пистолет в карман.

— Какая дивная девушка! — покачивая головой и начиная одеваться, приговаривал он. — И ведь, как ни грустно об этом думать, но ни один из нас до завтрашнего дня уже не доживет… А не спасла бы нас эта ночь, проведи мы ее вместе, но не так вот, за мутными от слез разговорами, а как настоящий мужчина с настоящей женщиной?.. Эх, черт! — в сердцах воскликнул он, и столько всего было в этом коротком восклицании — невысказанного, непонятого, но мучительно бесконечного, что Свидригайлов болезненно сморщился, взял шляпу и вышел.

Глава 25

«…А ЧЕЛОВЕК ДОСТОИН СОЖАЛЕНЬЯ»

— …Благодаря этой записке все встало на свои места! Я с самого начала подозревал, что в деле о самоубийстве мадемуазель Симоновой должна присутствовать любовная линия, точнее сказать, должен иметься какой-то богатый поклонник.

— Вас навела на эту мысль драгоценная брошь?

— Именно так, Егор Алексеевич, именно так! — подтвердил Гурский, глядя блестящими от возбуждения глазами на своего привычного собеседника — частного пристава Привалова, в очередной раз зашедшего к нему в гости. — Судя по тому, что девушка рассталась с ней без всяких сожалений, подарив извозчику, речь шла не о любви, а о чем-то совсем ином. Однако я даже и представить себе не мог, какую страшную интригу скрывает сей предмет!

— Как же вам удалось убедиться в наличии этого поклонника?

— Достаточно случайно — благодаря допросу студента Ливнева, который в день спектакля доставил юной мадемуазель цветы от поклонника. Так я узнал, что речь идет о банкире Дворжецком, — да и кому еще под силу подарить столь ценную вещицу? Далее несложно было предположить, что поскольку Надежда не осталась с друзьями отметить премьеру, в промежуток времени между последними поклонами и поспешным бегством из Пассажа, произошло нечто необычное. И это событие оказалось настолько драматичным, что она наотрез отказалась поехать домой и умоляла все того же Ливнева куда-нибудь ее увезти. Но какое событие может так сильно взволновать молодую девушку? И почему она не хотела ехать домой? Мне приходило на ум только два ответа — или смерть кого-то из близких, или покушение на ее невинность. В первом случае отказ ехать домой представлялся весьма странным, зато второй вариант позже получил свое подтверждение в заключении медэксперта. Вскрытие трупа этой несчастной показало, что незадолго до смерти она была дефлорирована… Да-да, Егор Алексеевич, я прекрасно понимаю, что вы хотите сказать, поскольку тоже об этом думал. Действительно, родные не хотели срывать премьеру, а потому не стали сообщать ей о смерти брата Юлия, и Надежда могла узнать об этом лишь после окончания спектакля…

— …Отчего она безумно разволновалась, поехала с этим студентом Бог знает куда и познакомилась с тем самым господином Свидригайловым, о котором вы мне уже рассказывали. Он насильственным образом лишил ее невинности, но она сумела вырваться и помчалась домой, похитила пистолет отца и вскоре застрелилась.

Внимательно выслушав эту фразу до конца, Гурский с нескрываемым удовольствием посмотрел на своего собеседника. Несмотря на весьма значительную разницу в возрасте и характерах, их роднили отменная порядочность и страсть к распутыванию сложных загадок. Макар Александрович любил советоваться с частным приставом, и то, что тот высказал аналогичное предположение, лишний раз убедило Гурского в правильности своих действий.

— Действительно, уважаемый Егор Алексеевич, все могло быть именно так. Но как вам то обстоятельство, что господин Свидригайлов покончил с собой в тот же день, что и его возможная жертва? Что это за злодей и насильник, который стреляется вскоре после совершения преступления? Мне было слишком сложно увидеть здесь скорое раскаяние, поэтому я вновь обратился к фигуре Дворжецкого. И вот здесь-то как нельзя кстати пришлась та самая записка, которую титулярный советник Симонов хотел передать банкиру с мальчиком-рассыльным, однако ввиду известной трагедии, потрясшей нашу злосчастную империю, она не дошла до адресата.

Как вы, наверное, помните, там говорилось буквально следующее: «Ввиду внезапно возникших роковых обстоятельств, довожу до вашего сведения, что вынужден расторгнуть нашу сделку, аванс за которую будет полностью возвращен вам в ближайшие дни. В связи с этим, я полагаю себя полностью свободным от всех обязательств, касающихся моей младшей дочери, а ранее достигнутую договоренность относительно вашей с ней встречи утратившей свою силу». Ну-с, если под роковыми обстоятельствами можно понимать смерть сына, то какие обязательства в отношении своей младшей дочери взял на себя господин Симонов, да еще получив за это аванс? Устроить ей встречу с банкиром — и только-то?

— А что говорил по этому поводу сам господин Симонов? — полюбопытствовал пристав, ставя на стол стакан давно остывшего чая.

— О, в конечном счете господин титулярный советник во всем сознался, но еще раньше у меня появился неожиданный свидетель, который пролил ясность на суть этой злодейской «сделки».

— И кто же это?

— Дочь мадам Дешам.

— Той самой гувернантки?

— Именно так. Девушку зовут Жаклин, и в настоящее время она занимается постыдным промыслом в одном из домов на Шпалерной улице. Оказалось, что в свое время родная мать продала ее девственность господину Дворжецкому за весьма приличную сумму, которую перевела к себе на родину, во Францию.

— Но это же ужасно, Макар Александрович! — разволновался полицейский. — Родная мать продает юную дочь старому сладострастнику, после чего та идет на панель. Честно признаться, но на процессе, где мадам Дешам обвинялась в отравлении своего воспитанника, она вызывала у меня немалое сочувствие. Тогда я был весьма рад, что присяжные ее оправдали, однако теперь, кажется, готов пожалеть об этом… За такие дела самое место в Сибири!

— Целиком и полностью разделяю ваши чувства, уважаемый Егор Алексеевич! Но, увы, гувернантку судили за преступление, которого она не совершала, а должны были судить за развращение малолетних — своего воспитанника и собственной дочери.

— Кстати, а как вы узнали о роде занятий ее дочери? Не смею оскорбить предположением, что вы лично посещали