Но чуда не произошло. Пол не расползся под ее креслом на части. И девочка открыла глаза, испуганно посмотрела на мачеху да только сильнее вцепилась в пегаса.

— Что ты делала в галерее? — строго спросила Лола ван Темпф.

Строгость была ее шляпкой и перчатками. Той вещью, без которой женщина ни за что бы не появилась на людях.

Милред молчала, не зная, что сказать. Ее сердцечко билось быстро-быстро. Пегас в руках треснул и разошелся по шву.

А Лола ван Темпф стояла в дверях высокой темной фигурой, ожидая ответа.

Да, мачеха Мили была высокой женщиной. С темными вьющимися волосами, тонким носом и мушкой над верхней губой. Из всех своих платьев сегодня она была наряжена в приталенный наряд из темно-зеленого шелка и бордового бархата. Руки в тонких перчатках до локтей сложены на груди, темно-красные губы недовольно поджаты, а широкие брови грозно нахмурены.

Милред видела ее такой всю свою жизнь. Недовольной и мрачной. Слова, поведение, внешность… все было таким темным, что дочь графа инстинктивно выбирала себе только яркие цвета. Все ее платья были ярко-желтыми, розовыми, голубыми или белыми. Все игрушки большими и приносящими радость. Даже книги, которые она не так давно научилась читать без помощи нянюшки Зорки, Милред выбирала исключительно по красочной обложке.

— Я с тобой говорю! Ты, грязное дитя, тебе не место в этом доме, если ты не умеешь говорить!

— Я умею говорить, — испуганно пискнула Милред, вскочив на ноги и прижав в груди любимую игрушку. Пальцы девочки скользнули по шву и нашли разрыв. Коснулись мягкой белой шерсти, которая оказалась внутри пегаса. — Я не знала…

— Чего ты не знала? — Лола ван Темпф сделала шаг вперед, так грозно глядя на Милред, что та только и смогла, что спрятать свое лицо в ладонях.

Пегас упал к ее ногам.

— Ты нарушила запрет! — не унималась мачеха. — Сломала дорогую вещь! Ты хочешь, чтобы я рассказала обо всем… твоему отцу?!

— Нет! Нет, пожалуйста! — воскликнула Милред, испуганно вскидывая глаза на леди Лолу.

— Не надо?! — хмыкнула женщина. — Ты ведь знаешь, что его нельзя расстраивать? У лорда ван Темпф больное сердце. Или ты хочешь его смерти?!

Милред не успела понять, как леди Лола оказалась рядом, схватила ее за руку и встряхнула:

— Отвечай, ты хочешь его смерти?!

— Нет… нет, — запричитала девочка. — Не надо ему говорить! Пожалуйста.

— Пожалуйста, — мачеха повторила ее слова с отвращением и оттолкнула от себя девочку. — Ты здесь не должна находиться. Грязное дитя!

Милред осела на пол, вцепилась в пегаса и заплакала. Открыто и громко, как умеют только дети.

Она не слышала, как Лола ван Темпф ушла. Не слышала, как пришла нянюшка. Только почувствовала ее ласковые и немного шершавые руки. Они приобняли малышку и прижали к широкой груди.

Зорка шептала что-то тихое и успокаивающее, раскачиваясь из стороны в сторону. Милред не слушала, она кусала кулак и не могла успокоиться.

“Я грязное дитя”, — думала она, только частично понимая смысл этих слов. — “Грязное дитя. Я не должна тут находиться. Нельзя расстраивать папу. Нельзя. Или он умрет”

— Ну тише-тише, — Зорка погладила ее по волосам. Светло-рыжим волосам. Такие в этом доме были только у маленькой девочки. — Все закончилось. Все закончилось.

— Я грязное дитя, — прошептала она, не в силах успокоиться. — Подняла на нянюшку взгляд. — Я хочу очиститься. Помыться. Помоги мне помыться.

— Ты не грязное дитя, — покачала головой Зорка. — Граф тебя признал. И тебе не нужна ванна, утром купалась.

— Но я не хочу быть грязной! — заканючила девочка. — Не хочу!

— От этого тебе никак не избавиться, — успокаивающим шепотом отозвалась няня, опять прижимая воспитанницу к груди и раскачиваясь вместе с ней из стороны в сторону. — Такова участь бастардов. Но ты счастливица, Милред. Знаешь почему?

— Почему? — удивилась она.

Сейчас девочка не чувствовала счастья. Вот ни капельки.

— Потому что тебя признали, — улыбнулась женщина. — Ты признана графом ван Темпф. И это огромное счастье.

Милред затихла, пытаясь понять эти слова. На глаза попался синий пегас, разлезшийся по шву. И слезы снова подступили к глазам ребенка.

Она зарыдала вновь, показывая пальцем на любимую игрушку.

— Мы его зашьем, — пообещала Зорка. — Обязательно зашьем.

Милред только всхлипнула и затихла.

Ох, если бы нитки могли лечить все раны. Ох если бы только они могли…

***

“Я не должна расстраивать отца!” — именно с этой мыслью Милред вынырнула из своего личного черного омута и наконец смогла восстановить дыхание.

Она все еще была в комнате допроса. Дознаватели все еще говорили между собой. Ни один из них, казалось, не заметил приступа, который поймал первокурсницу в свои объятия.

А потом внутрь вошел ректор.

Высокий светловолосый мужчина с карими глазами. Милред поймала его взгляд и почувствовала, как по спине ползут мурашки.

Она и не подозревала до этого момента, что карий цвет глаз может быть настолько холодным.

— Студентка ван Темпф? — без эмоций уточнил глава академии. — Надеюсь, вы осознаете всю серьезность…

Договорить он не успел, над академией пронесся раскат грома. Именно так показалось Милред. Этот звук заставил ее вздрогнуть. И только потом девушка поняла, как сильно ошиблась.

Это был не гром. Это был колокол.

Он звонил в ночной тиши, заставляя сердце заходиться в бешенном стуке от дурного предчувствия.

— Что это значит? — ректор резко повернулся к дознавателю, который до этого допрашивал его студентку.

— Артефакт сработал.

По лицу этого человека сложно было понять, что он думает. И что чувствует. Но Милред была практически уверена, что звон академического колокола ночью не предвещает ничего хорошего.

— Артефакт?! — ошарашенно уточнил глава академии Грискор. — Вы действительно прикрепили его к колоколу?! Чтобы вся академия знала о новой смерти?! И убийца тоже?!

У Милред пересохло в горле.

“Убийца? Все же убийца?” — думала она, до последнего надеясь, что ошибалась.

— Да, мы завязали артефакт на колоколе, — не смутился дознаватель. — Или мне стоит прочитать вам лекцию о связи артефактов обнаружения и звуковых волнах?

— Не стоит, — скривился ректор. — Но вы могли мне хотя бы сообщить.

— И что бы это изменило?

На это глава академии Грискор ничего не ответил. Только бросил взгляд в сторону первокурсницы, которая стала свидетелем этого разговора: