меня опухоль мозга. Неоперабельная.

Бык стал обдумывать случившуюся ситуацию и возможные действия. Отец молча смотрел на него пол минуты, потом спросил:

– Что скажешь?

– Дерьмово…

– Ты, я вижу, не ударился в панику, а начал думать. Правильно. Скорбеть будем потом. И не делай это расстроенное лицо, как у остальных. Я ещё не умер.

– Что будем делать?

– Мне нужно передать тебе все контрольные пакеты. И научить хоть немного рулить этим всем. Для начала – закончи MBA. Параллельно будем вникать во всё. Есть сформированная команда, но нужно, чтобы ты имел у них авторитет.

– Точно уверен, что я потяну?

– Как-то потянешь. Может, не так хорошо. Но это всё же лучше, чем продавать кому-то. Понимаешь, дело даже не в деньгах. Владея активами, ты влияешь на что-то в долгосрочной перспективе. Да и людей от нас зависит немало. Они, конечно, не жируют, но живут хорошо в сравнении с остальными. Что с ними случится, если всё продать? Менять всё это просто на деньги без серьёзной причины – абсурд.

«Придётся поднапрячься, но, возможно, это то, что мне сейчас нужно».

– Я готов. Когда начинаем?

– Завтра в десять у меня в офисе. И завязывай с порошком.

– Да, человек может уйти из КГБ, но не КГБ из человека.

Шмель

Он постепенно привыкал к походу. Когда ты двигаешься вперёд и всё, что у тебя есть – вещи, которые ты взял с собой. Привыкал к рюкзаку. Даже чувствовал себя неуютно, если тот не на спине, или не мешается в ногах, когда сидишь в электричке.

Саша чувствовал – ещё немного, и начнётся. Скоро их спокойному движению придёт конец. И это совпадало с планом. Ещё день – полтора, и они доберутся до Кавказа, где посты встречаются часто. Проверяют всё – машины, автобусы, маршрутки. Поэтому придётся идти пешком. Ничего. Будет тяжело, но он ещё в форме.

2014 год

«Беги и отдыхай. Освободи голову. Ускорение. Сейчас. Не сбивать дыхание. Сосредоточиться. Отлично. Теперь спокойно».

Летний день баловал солнцем, приятной утренней прохладой и зеленью вокруг. Шмель на какое – то время забыл про все проблемы, и вспомнил другое – все его бесчисленные пробежки в школе, институте и армии, когда он чувствовал себя таким живым. Эти пробежки всё ещё оставались у него, как последний островок личного пространства.

Шмель поднялся на лифте и открыл дверь в свою новую квартиру. В коридоре жена одевала Веронику для прогулки. Увидев Шмеля, она начала разговаривать с дочерью:

– Вероника, смотри, наш папа вернулся. Сейчас мы оденемся, и все вместе пойдём гулять. Покатаем тебя в нашей новой прогулочной коляске. Правда, она не самая лучшая, мягко говоря. Но ничего – вот папа станет директором, и купит тебе самую лучшую. Правда, она тебе уже не будет нужна… Но ничего, мы ведь всё – равно любим нашего папочку, да?

Шмель ничего не сказал – ему и без скандала хватало забот. «Драться нужно с врагами, а не с родными». Потом он вспомнил:

– Мне нужно в офис. Крупный контракт.

– Ну, мы тебя не держим.

Час спустя Шмель нёсся по МКАДу и прокручивал в голове, как побыстрее закрыть ипотеку. Если всё пойдёт также, как сейчас, то к новому году он её закроет. Клиент уже ждал его в салоне, а машина была готова к осмотру. Он ходил вокруг и восторгался:

– Александр, согласитесь, я выбрал отличный обвес. Он не так заезжен, как МТР.

– Да, его очень редко ставят.

«Кусок ненужного дерьма за полмиллиона».

– А сиденья? В этой комплектации, с прострочкой и этой подсветкой очень солидно смотрятся. Почти Бэнтли.

– А что вы хотели? Это же самая крутая комплектация!

«Грубое говно, надоест тебе через полгода».

– И чип – тюнинг вы сделали до скольки сил? До трёхсот пятидесяти? Буду низко летать!

– Да, триста пятьдесят сил без увеличения транспортного налога!

«Сосать ты будешь, а не летать. Гонку из этого гроба не сделать».

Шмель никогда не был фанатиком машин, но он незаметно для себя пропустил момент, когда они начали его всерьёз раздражать.

Молчун

Туалет напоминал ему одну знаменитую картину. Он не помнил названия и имени художника. Но картина врезалась в память. Грязный, без кабинок. Люди – кто курит, кто справляет нужду, кто просто стоит. Отвратительнее всего в картине выглядели лица. Пропитые, прокуренные и с гнилыми зубами. Но явно не бомжи. Художник будто хотел очернить реальность сильнее, чем это было на самом деле.

Молчун надеялся, что они не напоминают героев этой картины сейчас.

– Документы показываем!

Володя обернулся и увидел сержанта полиции, стоящего в дверях. Он смотрел борзо и улыбался. Из – под кепки, сдвинутой на затылок как у дембеля, выглядывала рязанская чёлка. Круглое лицо, осматривающее одного за другим в поисках наживы, остановилось на Быке и его новых берцах. Сержант очень хорошо подходил к той картине. Не вписывалась только новая форма и чистенький АКСУ, висящий на плече.

– Паспорта давайте! Чё, глухие? Если какие где косяки – сразу говорите. Зачтётся.

– Сержант, у меня в рюкзаке документы. Может, на улицу выйдем? Тут пол грязный, ставить не охота.

– На улице мои кореша вас спалят. Они в кафе рядом сидят. Если хотите легко отделаться – со мной решайте. Пол часа у нас есть, пока жирдяй свои пельмени доедает.

– Сержант, мы вроде ничего не нарушали. Чё решать – то?

– Знаешь, как говорят? Если вы ещё не сидите – это не ваша заслуга, а наша недоработка. Я понятно намекаю?

– Товарищ сержант, вот мой паспорт. – это Шмель подошёл сбоку и дал в руки сержанту паспорт. Сержант начал листать его, внимательно рассматривая страницы.

– Ого! Да у нас тут москали, да ещё и в разводе! Сейчас за алименты привлечём!

– Я всё плачу.

– А мы всё равно привлечём! – улыбаясь, ответил сержант, не переставая изучать паспорт.

Молчун поставил рюкзак на пол и встал чуть сбоку.

«Меня он точно примет без паспорта. Тогда всем конец. Кроме нас тут никого. Сейчас или никогда. Правым боковым в челюсть. Кулак кружкой – так сильнее, да и себе ничего не выбью».

Он расслабил руку перед ударом, поднял, будто поправить капюшон и резко ударил мента. Голова отскочила от кулака и врезалась в стену. Удар об плитку был слышен сильнее, чем удар в челюсть. Мент рухнул. Володя сразу снял с него автомат.

– Шмель, давай на дверь. Не пускай никого и пистолет приготовь!

Молчун обернул ремень от автомата вокруг шеи сержанта и стал затягивать.