«Долгое время пребывала она в отчаянии, – писала вдова дю Балафрэ, – отказываясь пить, как, впрочем, и есть. Тоска, вызванная разлукой с горячо любимым супругом, терзала ее словно рана, травимая сильным ядом. Сегодня она испустила дух, испросив перед тем прощения за все свои прегрешения…»

– Луиза! – шептала плачущая Мария в отчаянии, Понимая, что никогда больше не увидит ее, не услышит ни ее заразительного смеха, ни голоса, порой язвительного, но столь часто утешавшего ее. Жизнь распорядилась так, что после замужества Марии они стали сестрами, и, лишь потеряв Луизу, Мария поняла, что та для нее была чем-то большим: надежной и верной подругой при любых обстоятельствах.

Сочувствуя своей госпоже, Эрмина поинтересовалась, не должна ли она сказать Перану, чтобы тот распрягал, что герцогиня, дескать, не имеет желания ехать теперь же во дворец кардинала. Но разъяренная Мария вскочила на ноги:

– Ну уж нет! Теперь я этого желаю, как никогда прежде! И ты поедешь со мной!

– К кардиналу? Но он же не знает меня!

– Будешь ждать в карете! На случай, если меня арестуют, должен же быть кто-нибудь, кто предупредит моего мужа! Тебе нужно будет лишь отправить курьера в Дампьер…

– Арестовать Вас? Умоляю, останьтесь! Я вижу, вы в таком состоянии, что можете погубить себя! Этот человек так опасен, так…

– Может быть, но самое время высказать ему теперь правду. Все, больше ни слова!

Прибыв на место, она, не дожидаясь, пока откроют дверцы, спрыгнула на землю и устремилась к лестнице, отстраняя повелительным жестом всякого пытавшегося с ней заговорить. Мадам де Комбале все же предупредили, и она догнала Марию в приемной кабинета.

– Вы приехали чуть раньше, герцогиня, – пыталась та задержать герцогиню, любезно улыбаясь, – и я боюсь, что его высокопреосвященство не готов уделить…

– Тем хуже! То, что я собираюсь ему сказать, не терпит отлагательства!

И, не обращая внимания на двух стражников в красных туниках, она распахнула двери и вошла.

Ришелье действительно был не один. Сидя за своим заваленным бумагами столом с кошкой на коленях – кардинал обожал кошек, и они всегда сопровождали его во всех его поездках, – он беседовал с неким монахом в серой рясе. Бородатым, худым, отмеченным возрастом, капуцином в сандалиях с узкими ремешками, надетыми на голые ноги. Мария не знала, что это был самый верный советчик кардинала и ближайший его друг. Звался он отцом Жозефом дю Трамбле, вскоре его назовут «серым кардиналом». Для нее на тот момент он был всего лишь одним из монахов, пришедшим, вероятно, за подаянием. И она тут же, даже не извинившись, наскоро присев в реверансе, заявила о срочной надобности говорить с кардиналом, а посему готова одарить монастырь несколькими золотыми монетами, если монах согласится уступить ей место.

Вначале едва не поперхнувшийся этакой удалью Ришелье над этим посмеялся, но, заметив взволнованное состояние явившейся некстати посетительницы, попросил отца Жозефа ненадолго удалиться.

– Увидимся позже, – добавил он, – только не позабудьте воспользоваться добрым порывом мадам герцогини в отношении вашего святого дома…

Мария вымученно опустила монеты в его мошну. После чего она немного подождала, пока кардинал проводит советника к двери, поддерживая того под руку. – У отца Жозефа неважное зрение, – объяснил он спокойно, – но ум один из самых светлых среди тех, кого я знаю! Сказав это, он вернулся в свое рабочее кресло, не подойдя к герцогине, как это делал в последнее время.

– Мне кажется, вы чем-то сильно взволнованы?

Холодный, совершенно бесцветный тон вывел молодую женщину из себя. Она раздраженно бросила перед ришелье письмо своей свекрови:

– Вот то, что переполнит вас радостью! Она умерла, слышите вы? Луиза де Конти умерла там среди северных туманов, сосланная туда вами, умерла, тоскуя по мужчине, которого очень долго любила, который был ей мужем венчанным перед Богом и руки которого она не смогла держать в свой последний час. Что за страшное злодеяние совершила она, чтобы быть осужденной умирать безо всякой надежды? Она ненавидела вас, не так ли? Так что же, это и есть то, чему нет прощения?

– Нет. Прощения не имеет заговор против устоев королевства, что и готовил Бассомпьер, ее супруг. А я всего лишь винтик! Я не в счет!

– Так ли это? Говорят обратное! Не вам ли только что преподнесли в дар голову маршала Марьяка, славного воина, виновного лишь в том, что был он братом предшествующего хранителя печати и королева-мать собиралась подавить его вместо вас… И это «преступление» достойно смерти? – вскричала, не помня себя, Мария.

Несколькими днями ранее собранный у кардинала в Рюиле трибунал под председательством маркиза де Шатонефа приговорил маршала, арестованного в Италии прямо на его служебном месте, к смертной казни.

– Не я того пожелал. Это дело король вел лично, и на высшей мере настоял он. Постарайтесь понять, мадам, что из Голландии Мария Медичи договаривается об альянсе со своим зятем – королем Испании и одновременно настойчиво просит императора напасть на Тул и Лангрэ. Благодаря ей он, Филипп IV и Карл Лоренский, не считая брата короля, заняты созданием коалиции против нас! Все, кто во Франции мог бы помочь им, должны быть устранены.

– Почему в таком случае не Мишель де Марьяк? Если верить вам, он главный обвиняемый. Скоро ли ему идти на эшафот?

– Он болен и ныне лишен поддержки: он остается затворником в де Шатодон. Маршал же сумел удержать подчиненные ему войска. Нам только бунта в армии недоставало! А теперь хватит! Помощь, оказанная мне в налаживании связи с Лореном, не дает вам права лезть в дела короля…

– Короля? Не смешите меня! Разве наш король – не простая игрушка в ваших руках? Сколько еще голов погубит эта священная война?

– Я не собираюсь, мадам, обсуждать это с вами!

На сей раз голос кардинала дрожал от гнева, подгоняемую возмущением Марию было уже не остановить, но тут вдруг вошел взволнованный отец Ле Масль, секретарь кардинала, его-то изредка и заменяла герцогиня по просьбе кардинала, и доложил: «Капитан гвардии его высокопреосвященства просит тотчас же принять его по весьма важному делу».

– Пусть войдет! Вы, мадам, останьтесь! Мы с вами еще не закончили…

Отчасти из любопытства, отчасти потому, что не все еще высказала, Мария отошла к камину, но постаралась скрыть свое лицо. То, что рассказывал офицер, было и в самом деле серьезно, хотя поначалу казалось молодой женщине лишенным всякого интереса. Кто-то из охраны кардинала и кто-то из мушкетеров короля затеяли ссору, дрались на дуэли рядом с кабаре де ла Помдепэн, их встреча закончилась печально: мушкетер противника убил…

Ришелье побагровел, скрипнул зубами, и его сжатый кулак обрушился на рабочий стол с такой силой, что задрожали канделябры.

– Когда же это закончится! Кого ухлопали?

– Беланжера! Я должен, правда, сказать, он на это нарвался сам: обозлился, выпив лишнего, и оскорбил даму…