Марина перечитала сноску, подумала: «И зачем он преувеличивает? «Работает уже ряд лет». Всем известно, что человек без году неделя в институте».

Она принялась читать статью, предварительно перелистав её: «Пятьдесят две страницы! И когда он только успел написать?!» Марина с повышенным интересом углубилась в статью. «Способный всё-таки человек Гриша! За что ни возьмётся, всё у него выходит», – размышляла она, пробегая глазами первые страницы. Но вот одна фраза насторожила её. Она показалась ей мучительно знакомой. Интонационный строй фразы был чужд Григорию. Марина поднесла книгу ближе к глазам, стала читать дальше, и кровь бросилась ей в голову: она читала строки, написанные собственной рукой. Не веря своим глазам, Марина вскочила и зажгла люстру, спускавшуюся на медной цепочке над серединой комнаты. Потом с той же поспешностью вернулась в кресло и перечитала всю страницу. Первый абзац на обороте листа был не её, а дальше на шести страницах до конца раздела почти слово в слово шёл её текст.

Втайне ещё надеясь, что она ошибается, Марина открыла тумбочку стола и вытащила тяжёлую папку. Это был черновой вариант её докторской диссертации «Проблемы восстановления наиболее ценных пород леса Сибири».

Диссертация была ещё не закончена, но Марина упорно работала над ней, ежегодно пополняя её новыми материалами. Превосходно помня, где и что у неё расположено, она безошибочно раскрыла папку, нашла в своей диссертации то место, которое содержалось в статье Григория.

Сомнений быть не могло! Хотя текст статьи местами совпадал не полностью, самое главное – факты и примеры были её собственные.

Дрожащими руками Марина отложила папку и бросилась на диван не в силах сдержать слёзы. Горькая боль стиснула сердце, и всю её охватило ощущение внезапного и неотвратимого горя. Несколько минут она лежала, уткнувшись лицом в подушку, будто парализованная, свалившимся на неё несчастьем. Потом она поднялась, и первое, что бросилось ей в глаза, был портрет Григория, висевший над её столом. Портрет был написан до войны знакомым художником. Григорий сидел, откинув приглаженную голову и выпятив грудь. Глаза его были немного прищурены, жёлтый галстук с красными искрами выпущен поверх джемпера.

Почему-то никогда прежде Марина не замечала искусственности в его позе, нагловатости его прищуренного взгляда. Ей захотелось сдёрнуть портрет со стены, но из передней донёсся звонок. Марина вздрогнула.

«Нет, нет, только не унизиться до скандала!» – сдерживая свой порыв и собрав всю волю, подумала она.

Звонок задребезжал более нетерпеливо. «По-настоящему тебя надо оставить за дверью», – сказала она сама себе и, несмотря на то что звонок звенел без перерыва, неторопливо пошла в переднюю. Она открыла дверь, не спрашивая, кто звонит, и не глядя, кто входит. Она не сомневалась в том, что это был Григорий.

Марина вернулась в кабинет, погасила люстру и уткнулась в книгу.

Григорий долго не входил, но Марина слышала, как он скрипел новыми ботинками, потом чистил щёткой шляпу и костюм. Вот скрип его ботинок приблизился, и дверь кабинета распахнулась.

– Ну как концерт? – спросил Григорий.

– Ничего, – не отрываясь от книги, ответила Марина.

– Ты так долго, Мариночка, не открывала, что я вообразил, будто наши с тобой пенаты посетил некий желанный гость из тайги, – похихикивая, сказал Григорий, подразумевая, конечно, под «гостем из тайги» Краюхина.

В глазах у Марины потемнело, но она сдержалась и промолчала.

Григорий прошёлся по комнате и, отставив ногу вперёд, остановился. Марина посмотрела на его полные вздрагивающие ляжки, обтянутые брюками, и ощущение гадливости поднялось в ней. Сдерживать дальше свои чувства она уже не могла.

– Зачем подозревать других? Может быть, лучше посмотреть на себя? – сказала Марина с таким спокойствием и твёрдостью, что даже удивилась.

Он взглянул на неё, не понимая ещё, что таится за этим спокойствием, но необычный блеск её глаз озадачил его.

– Ты не сердись, Мариночка, на меня. Я не пошёл в театр не потому, что увидел письмо от этого улуюльского робинзона, – в конце концов я уже к этому привык. Великанов просил меня помочь ему вычитать с ним библиографию его трудов. Старик мечтает на очередных выборах в академии проскочить в члены-корреспонденты. Ну, сама понимаешь, не мог же я ему отказать.

Григорий проговорил это тем сладко-интимным, «домашним» тоном, который Марина особенно не переносила. Неожиданно для себя она вскочила с дивана и, отбрасывая книгу в угол, крикнула:

– Вор!

Григорий сразу сжался, отступил, но в тот же миг приосанился.

– Я не ожидал, Мариночка, что ты придёшь раньше меня. Я взял у тебя в столе двести рублей. Ты, вероятно, что-нибудь задумала приобрести? Видишь ли, поскольку старик позвал меня не в институт, а домой, я решил, что не будет зазорным, если я прихвачу закуски и бутылку коньяку. Старик любит выпить, и почему не сделать ему приятное?

Марина вся дрожала.

– Вы, вы, – задыхаясь, говорила она, – крадёте чужие мысли!

Бенедиктин сделал вид, что только теперь понял, о чём идёт речь. Хлопнув себя ладонью по лбу, он воскликнул:

– А! Да ты, оказывается, вон о чём!.. О статье!

Он быстро прошёлся по комнате, остановился напротив Марины, засунув руки в карманы, обиженно поднял плечи и сказал:

– Ну, знаете, Марина Матвеевна, другого отношения я ждал от вас к этому факту… Я ждал, что вы порадуетесь успехам младшего собрата… А вы эгоистичны до последней степени. – В голосе его послышалась дрожь, словно Марина и в самом деле незаслуженно обидела его.

– Я спрашиваю: кто разрешил воспользоваться материалами моей диссертации? – крикнула Марина.

– Ну, Мариночка, я очень прошу тебя успокоиться, – ласково-умоляющим голосом произнёс он. – Ты кричишь, негодуешь, а напрасно. Ты только выслушай меня, выслушай до конца, не ожесточайся.

Марина хотела выйти, но Григорий преградил ей дорогу и вдруг на самой высокой ноте, почти с визгом выкрикнул:

– Ну, я прошу тебя! У тебя ость сердце?!

Марина отступила. Что-то страшное было в этом визге.

Она вернулась к дивану, села в угол, обхватила голову руками, думая: «Как гадко, как гнусно!..»

Бенедиктин почувствовал, что достиг того, чего хотел, – погасил гнев Марины. Не теряя дорогих минут, он заговорил торопливо, увлечённо, но с придыханием, давая этим знать ей, что его сердце надорвано ещё на фронте, и пусть она с этим посчитается.

– Признаюсь, Мариночка, что допустил ошибку. Надо было гранки статьи показать тебе, но остановило другое. Хотелось, чтобы статья была для тебя сюрпризом. Ведь ты пойми, что она значит в моём положении… Человек без звания и степени публикует извлечение из большой работы. Ты посмотрела бы, как сразу изменилось ко мне отношение. Сегодня даже профессор Рослов остановился и поздравил…