Кенисберг в свое подданство, что, знаю, было в иной реальности. Тогда именно я и вернул этот город и земли вокруг его обратно Фридриху. Сейчас не отдам. России нужен незамерзающий порт в Балтике, да и Эммануил Кант не повредит, а то нету возможности открыть еще один университет только по той причине, что некому преподавать.

— А что скажете Вы, Петр Семенович? — спросил я Салтыкова.

— Пруссака бить можно и нужно, Ваше Величество. Но следует тогда вертать назад, ушедшие в персидские земли, полки. Да готовится к большой войне, — высказался «министр обороны».

— Нельзя, господа! Те земли важны для России! Если сейчас оставить Кавказ, то после понадобится больше русской крови для возвращения влияния моей империи, — я оглядел всех собравшихся. — О русском присутствии на Кавказе разговора не ведем, но не все еще высказались о нужности войны с Пруссией.

— Ваше Величество! А сами Вы к какому решению близки? — спросил Степан Апраксин, который, как только понял, что Бестужев попал в опалу или даже арестован, начал своего патрона сторониться и демонстрировать всяческую угодливость.

Мерзко, не люблю такого, но пока стерпеть способен. Если Апраксин не занимается строительством своих домов, да чревоугодием, с него получается неплохой штабной генерал. Вернее, мог бы получится, но уже не судьба.

Генеральный штаб образовывался на основе квартирмейстерств. Реформа эта только началась. Если относительно обмундирования, частью и оружия, у меня были сомнения, то в отношении первой из, как я думаю, череды военных реформ, не сомневался. В наполеоновской армии штабы проявили себя, как важный элемент общей военной машины. И я надеялся, что русская штабная культура будет передовой уже потому, что мы первые будем ее создавать.

Генеральному штабу так же поручено выстроить новую систему комплектования войск с дивизионного уровня, до армии. Дело в том, что до сих пор дивизия, не говоря уже о корпусе, формируется просто прибытием полков. Эти полки чаще разные, редко одни и те же, что собирались в дивизию ранее. О каком-либо боевом слаживании в данном случае говорить не приходится.

Теперь же ведется работа по созданию военных округов, с казарменным размещением войск. Ранее все полки располагались на постоях в домах невоенного населения. Теперь, пусть и постепенно, но строятся военные городки, по типу тех, что уже существуют в Ораниенбауме, Люберцах, Ропше и строятся в Царском Селе и под Ригой.

И Генеральный штаб в такой обновленной армии занимается тем, что выстраивает взаимодействие между и родами войск и между подразделениями.

И все бы хорошо, и мог бы работать Степан Апраксин, но Шешковский, отрабатывая Бестужева «накопал» и на начальника Генерального штаба. Банальное воровство и масштабное использование солдат для собственных нужд. Солдатики и землю пахали и урожай собирали и строили и ремонтировали. При этом они находились на государственном обеспечении.

«Зря ты так, Степашка! Пойдешь, ведь следом за Бестужевым! Ты в Совете только потому, что Россия воюет. Придут войска из Персии, и тебя, и твоих прикормышей в армии, заменю!» — подумал я, но сказал Апраксину иное:

— Свое решение я должен принимать опосля того, как все мои советники опишут собственное видение проблемы, — сказал я и стал выслушивать тех, кто еще не говорил.

Михаил Михайлович Голицын заверил, что флот свою работу в войне с Пруссией выполнит полной мерой, тем самым обозначая, что он против Фридриха и никаких терзаний по поводу предстоящего противостояния, не испытывал. Ну, ему, с одной стороны, проще всего. Флот Пруссии — это всего-то одиннадцать вымпелов, далеко не самых боеспособных. Так что уже Рижская эскадра, не говоря о всем Балтийском флоте, может разбить пруссака на море. Тут главное, чтобы англичане не начали шалить. Мы с Англией окажемся врагами, но я почти был уверен, что боевых соприкосновений между нами не должно быть, по крайней мере в Европе. Иначе, даже в ущерб себе, но прекращу поставки островитянам. Посмотрим тогда, сколько английский флот продержится без русских и французских канатов и леса. Пусть для этого мне и придется приостанавливать некоторые проекты.

Кирилл Разумовский так, как и его брат, ратовал за войну с Фридрихом, ибо «на то завет матушки-государыни». Видимо, у Елизаветы были свои личные мотивы считать необходимой войну с Фридрихом, именно с ним, не с Пруссией. Может быть потому, что тот писал похабные пасквили на русскую государыню. Она так же не оставалась в долгу, называя прусского короля не иначе, как мужеложцем. А личное и эмоциональное в решениях Елизаветы Петровны часто было определяющим.

— Канцлер, не совсем понятна Ваша позиция, — сказал я, обращаясь к Бестужеву, который мял в руках бумажную салфетку.

— Нельзя разрывать связи с Англией, это разорения для России! — сказал Алексей Петрович Бестужев-Рюмин.

— Я пошлю вестового в английское посольство и сам поговорю с Мельхиором Гай Диккенсом, а то Ваши с ним переговоры на облучке кареты не принесли существенного результата, — сказал я и уже хотел вызывать медикуса, опасаясь сердечного приступа у канцлера.

Еще не хватало смертей на Государственном Совете, чтобы сказки и байки пошли в народ.

— Ваше Величество, прошу меня простить, но с Англией было бы важным сохранить нейтралитет, — сказал князь Никита Юрьевич Трубецкой.

Надеюсь, я не ошибся в том, что назначил Трубецкого вице-канцлером. Да, он пока не особо в теме всех перипетий международной повестки, и я рассчитывал, что канцлер Бестужев все-таки больше будет способствовать моему разумению ситуации, но князь оказался трудолюбивым и действительно старался. По крайней мере, именно он встретился с прусским послом и спросил о намерениях Пруссии и ее видении отношений с Россией.

Месяц назад в Россию прибыл новый прусский посол Карл Вильгельм Граф Финк фон Финкенштейн. Это прибытие столь высокопоставленного прусского чиновника, личного друга детства самого Фридриха, настораживало. Прусский король уделял особое внимание дипломатии в отношении Российской империи.

Я пока «мариновал» Финкенштейна, рассчитывая выработать единую линию русской внешней политики. Молниеносное заключение новых пактов и соглашений в Европе обескураживало и нужно было время, чтобы оценить новые расклады. В такой ситуации России лучше было бы побыть вообще в сторонке до времени. Пусть друг-друга покусают, выдохнуться, чтобы русской армии было легче решить все свои задачи. Но отвечать нужно, иначе положение станет просто неприличным, а мы, русские, приличные!

Вот только кого первым послушать? Фон Претлака — австрийского посла, или фон Финкеншейна? Или француза?

— У Диккенса аудиенция сразу после Совета, уверен, что полного разрыва дипломатических отношений не произойдет. Вы, господа, знаете, что финансовое благополучие мною ценится, как залог развития любого иного направления. Армия не сможет существовать без денег. Я выработал стратегию России, мы стараемся не ссориться с Англией, но при этом ратуем за то, чтобы Пруссия не получила усиления, придерживаясь союза с Австрией. При этом, наша держава все еще в противостоянии с Францией и входить в союзы, где будет Людовик, я бы не хотел, если, впрочем, нам хорошо за это не заплатят, — я потянулся к бутылке с газированной минеральной водой, отпил глоток и перешел к иной теме. — Бумажные деньги, господа!

— Простите, Ваше Величество, но это не своевременно, — первым высказался Кирилл Разумовский.

— Отчего же? Разъясните, Кирилл Григорьевич! — с некоторой иронией потребовал я.

— Как показывал опыт введения бумажных денег в Северной Италии и иных странах, государство от сего свершения быстро начинает ощущать вредные последствия. Да, эта мера действенна и я убежден, что уже скоро все развитые страны перейдут на бумажные деньги. Может быть стоит обождать и учесть опыт иных? — разъяснил свою позицию младший брат тайного мужа Елизаветы.

Кирилл Григорьевич Разумовский был уникумом. В отрочестве он только что и делал, как пас коров да овец. Потом его призвала к себе императрица, в то время крайне увлеченная старшим Разумовским. Ну а далее, Кирилл Григорьевич объездил чуть ли не все наиболее именитые университеты Европы, впитывая знания, как губка воду. Быстро став действительно одним из светлейших умов, он имел право на свое видение проблемы, которое в это времени было созвучным с тем, что только что сказал Кирилл Григорьевич. Тут англичане были чуть посмелее и уже разрабатывали основу модели рыночной экономики, иные отставали. Бумажные деньги вызывали опасение по разным причинам, одной из которых была легкость подделки.

Я зазвенел колокольчиком и в зал совещаний, на подносе, внесли бумажные купюры.

— Вот, господа, взгляните на эти будущие деньги России, —