– Сейчас те русские, что в кафе, еще раз поняли, что все кавказцы – это быдло!

Я шумно выдохнул и закатил глаза, потом посмотрел на Артура. Хотел было пошутить, но потом передумал. Я понял его. Ведь он черкес.

Эх, национальные отношения, мать их! Парень расстроился, что подрался с кавказцами в русском городе… Придется проводить сеанс психотерапии. Я чувствовал, что он действительно недоволен. Я развел руками, сосредоточился и сел поудобнее.

– Это не так, ты и сам прекрасно знаешь, – негромко начал я. – Ты мент. Опыта общения с людьми у тебя предостаточно. На самом деле ты видишь, что у хороших людей национальности нет. Если человек порядочен, не жадничает и не предает, мы почему-то не вспоминаем, кто он по нации. Он просто хороший парень. Ну, или девушка, неважно. Но как только случается криминал, журналисты всегда стараются указать, какой именно национальности тот или иной преступник. И начинается крик. А, так это кавказец изнасиловал русскую девушку! Сразу же собирается какой-нибудь круглый стол в студии и начинают рассуждать, что же делать с Кавказом и когда закончится этот кавказский беспредел. Хотелось бы мне посмотреть на это обсуждение в том случае, если русский парень изнасилует русскую… Да и никакого обсуждения не будет. Все пожмут плечами и сделают правильный вывод о том, что молодежи надо меньше пить… – Я вздохнул и продолжил: – Кто-то раскачивает эти качели, Артур, кому-то это выгодно. Я говорю это не потому, что ты мой товарищ и что я до конца буду с тобой и в радости, и в горе, а потому, что нормальные люди видят все эти попытки создать образ врага, чтоб было на кого свалить нехватку денег в России и кучу еще всяких неприятных вещей.

Я искоса взглянул на черкеса. Хмурая складка прорезала его лоб. Он угрюмо смотрел в сторону.

– А что касается чеченцев… Да взять хотя бы того же Ахмата. (Я хотел спросить, помнит ли Артур его, но вовремя сдержался.) Интересно, где он сейчас?

Когда Лебедь подписал мирный договор, наверняка все чеченцы, которые поддерживали федералов, ломились из республики в одних трусах, с паспортом в одной руке и с корочкой в другой. Россия о них и не подумала, просто бросила на съедение ДШГБ. Выберутся – хорошо, нет – ничего, без них обойдемся.

А сколько хотя бы в чеченском СОБРе ребят погибло во время войны! Там же ни одна операция без стрельбы не заканчивалась: оружия-то полно у всех, что у тех, что у этих…

Я и сам не заметил, что говорю те вещи, которые волновали и меня самого. Артур на меня не смотрел, он глядел на свои руки, но я видел, что слушает он внимательно.

Как-то так получилось, что мы с ним еще не говорили об этом, то ли времени не было, то ли обстановка не располагала, а скорей всего, сначала надо было просто выжить, а потом уж рассуждать о национальных проблемах, предварительно сытно пообедав и сидя с дымящейся трубкой в руках у камина. Но камина и трубки сейчас под рукой у меня не было, хотя сытный ужин имелся. Я усмехнулся.

– Вон, у нас в управление трех чеченцев приняли, мне говорили… Косились, конечно, поначалу, а потом все встало на свои места. Ребята оказались толковые, грамотные, беспощадные и смелые, да еще и боевой опыт имеют, их наш СОБР очень уважает. А полковник даже еще запрос в кадры сделал, мол, найдите мне еще чеченцев. Ты представляешь? Так что не забивай себе голову, идиотов везде хватает, остается только надеяться на то, что добро победит… – Я хмыкнул и покрутил головой, в поисках урны. – И нам с тобой, – помолчав, проговорил я, – сегодня было все равно, кто по нации были эти уроды в кафе. Хоть чеченцы, хоть русские, хоть, извини, даже и черкесы. Вот так, брат. – Я закончил, бросил окурок, попал в урну и откинулся на твердую покатую спинку лавочки.

Артур вздохнул, молча хлопнул меня по колену, затем повернул ко мне голову и улыбнулся.

– Мне пора! – сказал он. – Завтра вечером в Черкесске увидимся. Там и познакомимся. – Он поднялся с лавки. – Я у товарища ночую, нельзя, чтобы нас вместе сейчас видели, мы и так засветились по самое не могу.

Я тоже встал. Мы пожали друг другу руки, он развернулся, сделал пару шагов в сторону и сразу же затерялся в пестром людском вечернем потоке.

* * *

Черкесск мне не понравился. Пыльный город и какой-то неуютный. По улицам бродил ветер, поднимая неубранные кучи мусора и закручивая небольшие торнадо из обрывков газет и разорванных пластиковых пакетов.

Только в центре я почувствовал, что здесь идет хоть какая-то жизнь. Движение на улицах было оживленным, но не шло ни в какое сравнение даже с пригородами Москвы. Людей на улицах было мало, это бросалось в глаза, да и все имели озабоченный деловой вид, спеша по своим делам. Тихий городок, в общем.

Я поселился в гостинице, где еще пахло свежей побелкой и на полу в холле лежали связки реек и белые упаковки длинного пластика.

Спустившись в полупустое кафе, я присел за столиком в углу. Листать меню я не стал, уже зная по опыту, что большинства записанных там блюд просто не имеется в наличии. А подошедшей официантке сказал:

– Что у вас есть готовое, чтобы мне не ждать?

Приятная, полноватая женщина кавказской внешности взглянула на меня, как мне показалось, с недоумением.

– Все у нас есть! – помедлив, чуть с обидой произнесла она. – Что вы хотите?

Я вздохнул.

– Шашлык долго ждать?

– Минут сорок… – смутилась официантка. – Мы только открылись, еще рано… Пока ничего не готово.

Я посмотрел на часы. Действительно, начало одиннадцатого дня. Ну что ж, все равно надо ждать. В таких маленьких городках вечерние кафе открываются вечером, все правильно. Люди днем на работе. Это не курортное местечко, где время суток не имеет значения и увеселительные заведения работают круглосуточно.

– Тогда принесите воды и… – я похлопал себя по карманам, – и сигарет. «Парламент». Я подожду шашлык.

Сидевшие недалеко от меня двое мужчин допили чай, расплатились и ушли. Я уставился в окно, созерцая улицу с чахлыми, видимо, недавно посаженными тоненькими деревцами. Сильный ветер трепал их веточки и наклонял к земле.

Официантка принесла воды, я налил себе такого холодного нарзана, что стекла стакана сразу же запотели, и принялся размышлять.

В общем-то, все шло по плану. Сегодня ко мне должны подойти знакомые Коли. Ничего такого, что могло бы этому помешать, пока не произошло. Я уже заметил, когда выходил из гостиницы, белую «Волгу» с заученным наизусть номером и, проходя мимо, два раза потер лоб и посмотрел на часы.

Честно говоря, я чувствовал себя идиотом, играя во все эти шпионские игры, но не заходить же, в самом деле, в местное ФСБ и не просить дать мне телефончик, чтобы позвонить в Москву.

«Волга» уехала через полчаса, и генерал получит сообщение о том, что ситуация развивается штатно.

По крайней мере все было сделано грамотно, и связать эту машину «опушников» со мной не представлялось никакой возможности, хоть было бы у следивших за мной «друзей» Коли семь пядей во лбу. Все-таки с государством играть в такие игры сложно, почти что невозможно, имея в наличии только энтузиазм и святую ненависть к неверным.