из них использовал Довлатов, который внимательно следил за тем, чтобы в одном предложении все слова начинались на разные буквы, чтобы не было повторов. В принципе, никакой стилистической необходимости в этом нет. Читатель не видит и не осознаёт этого буквенного разнобоя. Однако автор во время работы находится в состоянии дополнительного постоянного напряжения, которое передается читателю и удерживает его внимание.

Бумажный пакет с кефиром открывается так — снимаешь крышечку, под крышечкой пластмассовый язычок. Тянешь за него и вытягиваешь пластиковое покрытие под крышкой. Вернее, так должно быть в теории. На самом деле покрытие приделано к горлышку крепче, чем язычок к покрытию. Обычно отрывается не покрытие, а язычок. А вот сегодня я вообще потянул за язычок так, что оторвал пластмассовое горлышко. А покрытие так и осталось на месте. К чему это я? Очень часто автор прикручивает интригу так, что она отрывается не там, где нужно автору. «И тут зрители будут думать, что убийца — жена, а на самом деле она ни при чем, а убил вовсе даже и сосед, чтобы не отдавать долг за купленную машину». Зрители не наши подчиненные, они не будут играть с нами в поддавки, они видели, что сосед ездит на новой машине, и прекрасно понимают, к чему вы клоните. Они просто хотят кефира и тянут за язычок. А рваться будет не там, где вам надо, а там, где тоньше.

Некоторые сценаристы в защиту своего права на самовыражение и «литературной» художественности в сценарии любят цитировать «Запечатленное время» Тарковского — про Фридриха Горенштейна и про «в комнате пахло пылью, засохшими цветами и чернилами». Однако мнения самого Тарковского, как водится, никто не спрашивал, а ведь он-то по поводу «пахло чернилами» утверждал ровно обратное: «на таких ремарках невозможно основывать узловую образность фильма: они, как правило, помогают только находить атмосферу. Во всяком случае, настоящий сценарий, с моей точки зрения, — это такой сценарий, который сам по себе не предназначен оказывать на читателя завершенное и окончательное воздействие, а рассчитан на то, что будет превращен в фильм и только тогда произведение приобретет законченную форму». Во всяком случае, со своими сценаристами Тарковский работал так, что пыль, засохшие цветы и чернила летели во все стороны.

Вертикаль и горизонталь

Вертикаль в сериале — сюжет, ограниченный одной серией. Горизонт — сюжет, который протянут через весь сериал. Есть сериалы вертикальные, в которых в одной серии одна история, и есть горизонталки (чаще их называют «линейки»), в которых одна история на весь сериал. Теленачальство любит вертикальные сериалы, так как предполагается, что их можно смотреть с любой серии и есть гипотетическая (практически никогда не используемая) возможность менять серии местами. Предполагается, что вертикалки более доступны для зрителя и у них выше рейтинг. (Кстати, выигрыш в рейтинге не очевиден. Fringe в середине второго сезона резко поменял концепцию и стал горизонтальным, после чего качество сериала и его рейтинг значительно выросли.)

Тем не менее иногда в горизонтальную по замыслу историю приходится втискивать вертикальные истории. Представьте, если бы в «Прослушке» герои еще стали бы в каждой серии быстренько, в два-три касания расследовать какое-нибудь простенькое «вертикальное» дело, как в CSI? Горизонтальная и вертикальная история сопротивляются, вытесняют друг друга.

Наличие вертикального сюжета в сериале — это своеобразный маркер, признак жанра. Например, в шикарном пилоте Suits резко становится скучно примерно на 30-й минуте, когда героям поручают их первое («вертикальное») дело. Видимо, единственная возможность безболезненно встроить вертикаль — сделать ее частью «горизонтальной» истории. То есть с помощью событий, происходящих в рамках вертикального сюжета, разрешать конфликты, значимые для горизонтали.

Стравинский, похоже, создал минимум по одному произведению в каждом жанре современной ему музыки. Тонино Гуэрра говорил, что одно дело, когда режиссер заказывает сценарий сценаристу — тогда ты будешь писать то, что он скажет. И совсем другое — когда он приходит со своим заказом к поэту. Тогда он будет слушать то, что скажет поэт. Сам же Гуэрра не только поэт и сценарист, но еще и скульптор, художник, изобретатель и президент реки. Черных, когда у него не было заказа на сценарий, писал рассказ. Володарский — книгу. Дурненков — пьесу. Твардовский считал свои стихи и свой дневник «приусадебным участком» при «основной» общественной работе. В любом случае, неплохо, когда автору есть куда отступать. И еще немножко из другой оперы, но все о том же. Лев Толстой, проживший аномально долгую для своего времени жизнь и до конца сохранявший творческую активность, гулял каждый день и каждый раз прокладывал новый маршрут прогулки. Так, что в последние годы жизни постоянно плутал и не мог самостоятельно вернуться домой. А Софья Андреевна отправляла кого-нибудь следить за ним. Но все равно не уследила.

Хочу быть как Гёте — немцем олимпийцем. Вот где идеальная модель поведения для писателя! Не то что наши — вечно то в запой, то в петлю, то в народ, то в Баден-Баден.

Сгорел театр, которому Гёте отдал много лет жизни. Что делать? Рвать остатки седых буклей и кричать, что вместе с великими стенами сгорел весь великий Веймарский репертуарный театр, помнящий еще Зигфрида? Нет же. Гёте садится обедать и за обедом радуется — старый театр сгорел, и мефистофель с ним, новый отстроят, лучше прежнего. Герцог зарубил его проект реконструкции театра — Гёте садится обедать и за обедом довольно сообщает: герцог в своем праве, пусть строит, как хочет.

Герцог помер — Гёте садится обедать и за обедом пребывает в отличном расположении духа — герцог помер, но ведь и пожил же!

Восьмидесятилетний Гёте собирается жениться на двадцатилетней девочке. Родители отказывают. Гёте обедает, потом пишет одну из своих лучших поэм.

Издатель просит Гёте срочно сдать вместо одного тома романа два.

Гёте обедает, потом выгребает из стола кучу заметок «на случай» и вставляет в роман в качестве дневника героя. (Проделаю-ка я такую же штуку с «Букварем», вдруг прокатит?)

Издатель жалуется, что читатели не врубились в прикол с дневником героя. Гёте обедает и говорит — ну, в следующем издании уберите дневник в дополнения и примечания.

Короче, чуть что — Гёте садится обедать. Интересно, чем его кормили?..

Бездари конкурируют, таланты сотрудничают, а гениям пофигу.

Один известный писатель, пытающийся переквалифицироваться в сценаристы, жалуется на продюсеров, которые начитались Макки и требуют от него Соблюдения Правил. Дескать, в лучших американских фильмах и сериалах Правила-то как раз (по словам этого писателя) и нарушаются на каждом шагу.

Мне кажется, что лучшие американские фильмы и сериалы как раз