Он был странным. Печальным и отстраненным… Амира понимала, чем он притягивает ее — не только своей красотой. Загадкой.

Иногда вдруг понимаешь, что там, внутри человека, живет другой человек, совсем не такой, каким он сам хочет выглядеть.

Амира очень хотела увидеть того, тщательно скрытого от посторонних глаз, — почти на сто процентов уверенная, что он окажется ей близок.

Она подумала и решилась.

— Знаете, — сказала она, — я очень боялась, что никогда вас уже не встречу…

Он вздрогнул и нахмурился.

— Нет, подождите, не уходите, — попросила Амира. — Я понимаю, что выгляжу сейчас глупо. Но мне очень трудно сейчас… Я пыталась успокоить одного человека, а сама я нахожусь на грани… Представляете? Я ведь вас не знаю. И вы меня тоже. Можно мне просто поговорить с вами?

Он едва заметно усмехнулся:

— То есть вас надо успокоить…

Она кивнула.

— Но тогда получится такой же тандем, как у вас с тем человеком… Я буду успокаивать вас, в то время как мое нынешнее положение, возможно, куда хуже вашего… И еще один вопрос…

Он повернулся и теперь смотрел прямо в ее глаза своими зелеными неправдоподобными глазами.

— Почему вы думаете, что мне можно доверять? — тихо спросил он. — С чего вы взяли?

— Не знаю, — честно призналась она. — Но ведь кому-то надо… Почему бы не вам?

Он долго смотрел на нее. Потом взял ее руки в свои.

— Вы замерзли, — сказал он, дуя ей на пальцы. — Знаете, что? Раз уж вы мне доверяете, пойдем ко мне. Это недалеко… Вон там, видите? Я хотя бы напою вас чаем. Надо же мне оправдать ваше доверие.

Он и сам не знал, почему эти слова сорвались с его губ. Но эта девушка была похожа на Риту. Чем-то неуловимым. Наверное, взглядом, подумал он. Да, наверное. Как у птицы, пойманной в силки.

— «Но в темные сети страха птицы не попадают», — прошептал он.

— «Напрасно он в тине их ищет — птицы все выше взлетают», — улыбаясь, закончила она стихотворную строфу. — Вообще-то я актриса. Так что с поэзией Верхарна знакома…

Она поднялась, отряхнулась.

— Ну? Пойдем…

Он немного боялся ее.

— У меня ужасный беспорядок, — предупредил он, открывая дверь. — Если быть честным, то даже хаос…

— Космический, — присвистнула Амира. — Ох, простите. Нельзя же свистеть в доме…

— А у меня и так стопроцентно никогда не будет денег, — рассмеялся он. — Им просто взяться особенно неоткуда.

Амира прошла в комнату. Первым делом она подошла к книжному шкафу. Это правило Амира усвоила с детства — если хочешь узнать человека, надо непременно посмотреть, что он читает. Читает ли вообще…

Он читал много. Сэллинджер. «Хроники Нарнии». «Откровенные рассказы странника»…

— Ничего себе винегрет…

— Это на первый взгляд, — сказал он. — В принципе все взаимосвязано…

Она обернулась. Он стоял в дверях с чайником в руках. Волосы выбились, и длинные пряди падали вдоль щек, придавая его облику окончательное сходство со средневековым рыцарем.

Или все-таки монахом?

Теперь, при электрическом освещении, она могла увидеть, как правильны черты его лица. Более того, они отличались аристократической тонкостью, начисто лишенные аляповатой и вульгарной яркости.

— Вам бы в кино сниматься, — прошептала она восхищенно.

— Зачем? У меня вообще-то нет таланта.

— Да бросьте! Там столько бездарей…

— Это их проблемы. Мне совсем не хочется пополнить их ряды.

— Конечно, лучше дворником работать…

— Лучше. Во-первых, больше свободного времени. А во-вторых, меньше пространства для нездоровых амбиций.

Он налил чай.

Амира вдохнула пряный аромат. Чай с травами…

— Как в сказке, — пробормотала она. — Или в детстве…

— Это, наверное, синонимы.

— Не всегда.

Она вспомнила Артема. Ника. Вряд ли их детство можно назвать сказкой. Разве только страшной.

— Сказки хорошо кончаются, — сказала она. — А детство иногда завершается взрослением. И никто меня не сможет уверить, что это здорово…

— Ребенку-то нравится, — пожал он плечами. — Так что в некотором роде он счастлив. «Умножающий знание умножает печаль»… А он еще не успел. Он еще глупенький…

— Вам бы привести мою подругу, — сказала Амира, отхлебывая чай. — Мне кажется, ей этого как раз не хватает. Простой естественности и задушевных бесед.

— Нет, — простонал он. — Пожалуйста… Давайте обойдемся без подруг.

— Я так думаю, что сама не хочу с ней пока этим делиться… Хотя ее ужасно жаль.

Он молчал.

— Наверное, я кажусь вам глупой. Навязчивой. Неприличной. Да?

Он вскинул на нее удивленные глаза и коротко рассмеялся.

— А что означают эти эпитеты? — поинтересовался он с лукавой улыбкой. — В моем лексиконе присутствует только «глупый». Но вы только что цитировали Эмиля Верхарна. Вот если бы вздумали с порога рекламировать мне колготки «ОМСА», тогда я действительно признал бы за вами это качество. А два других слова — это из другого мира. Я редко выхожу в него. Стараюсь выходить по ночам.

Амира блаженно зажмурилась. «Нет, — подумала она, — это сон. Я сижу в самом чудесном доме. Напротив меня сидит человек, которого я могла бы сравнить с Богом. Нет, это я равна сейчас Богу. Именно так… Богом равным кажется мне по счастью человек, который так близко-близко пред тобой сидит, твой звучащий нежно слушает голос и прелестный смех…

Он говорит то, что я хочу услышать. Он именно такой, какого я хотела бы видеть рядом с собой. Опасность, черт побери, Мирка! Еще секунда — и ты пропадешь».

Она открыла глаза.

Он смотрел на нее.

— А я раньше рекламировала эти ваши дурацкие колготки, — хихикнула она смущенно. — Потом стало тошно. Я сама изменилась. Стала вычурной и пошлой. Но потом все изменилось. Увы, случилось несчастье с моей подругой. Той, помните? Про которую я вам говорила… И я переменила свою жизнь. Теперь мне не видать никаких дорогих колготок как своих ушей. И я счастлива… То есть получается, что я построила собственное счастье на чужой беде? Так?

— Иногда это случается, — развел он руками. — Чужая беда ведет к прозрению.

— Но я правда хочу снова увидеть ее счастливой!

— Вы просто хороший и добрый человек, Амира. Видимо, очень любите свою подругу.

— Да. Она совершила глупость, потому что… Так вышло. Она вышла замуж по расчету. Кажется, она любила кого-то другого.