Вернувшись в город, воевода Бутурлин позаботился о том, чтобы послы ни в чём не нуждались, пригласил на торжественную литургию в собор, назначенную в честь избрания Михаила, сам помолился. А позже, пребывая в глубокой задумчивости, отправился в свои палаты. Там, не мешкая, прошёл в детскую опочивальню, где его жена Катерина забавлялась с годовалым сыном Андреем. Тут же, в детской, была и дочь Катерины Ксюша. Отроковица уже вошла в тот возраст, когда проявляется девичья стать. И можно было уже сказать, что она повторит в красе свою матушку, а в чём-то и превзойдёт. Всем Ксюша взяла, а прежде всего нравом и разумом. Ещё силою ясновидческой. Бутурлин любил её как родную дочь, всегда был ласков с нею и с добрым пристрастием относился ко всему, что делала Ксюша, чем жила. Бутурлин был счастлив со своей новой семьёй. Лишь временами две ясновидицы внушали ему почтительный страх. Шутка ли, им дано было Всевышним видеть то, чего простые смертные, всё той же волею Предвечного, были лишены. Приласкав Ксюшу и Андрея, Михаил позвал Катерину в трапезную.

— Идём, любушка, посоветуемся. Нужна твоя помощь.

В трапезной они присели рядышком на скамью, обитую золотистым бархатом, Михаил обнял Катерину за талью и попечалился:

— Токмо что с послами ходил в Ипатьевский монастырь, встречались с матушкой Марфой, поговорили вельми остро и вернулись несолоно хлебавши. Как нам быть, присоветуй?

— Ведом мне покладистый нрав Ксении. Марфу же меньше знаю, но судьбе её не завидую. Потому она и закремневела от тягот житейских, и ждать от неё иншего нельзя.

— Но дело не статочное. Князь Михаил избран народом. И нужно вразумить Марфу и в князе пробудить честолюбие. Ведаешь ли ты движение его души?

— Она в дрёме, и пробудить её трудно, а паче разжечь в ней горение. Отрок недоверчив и осторожен.

— Я уповаю на тебя, голубушка, — произнёс Бутурлин. — Не должно послам с позором явиться в Москву. Пробуди Мишу, подвинь Марфу к милости, к подвигу за Русь многострадальную.

Катерина мельком глянула на мужа, голову опустила, сказала:

— Знаешь же, как нелегко мне видеться с Ксенией.

— Не вижу за тобой греха, а коль сама чувствуешь, переступи. Ведомо тебе во имя чего.

Снова Катерина посмотрела на мужа. Её ярко-зелёные глаза были ласковы и безгрешны. Спросила:

— Когда мне идти?

— Ноне и отвезут.

— Токмо не в карете. Пусть крытые сани приготовят.

— Тебе виднее, голубушка... — И воевода прижал к себе Катерину. — Каждый день трижды благодарю Всевышнего за то, что ты есть рядом. А без тебя, как и все россияне, пребывал бы в сиротстве.

— Ну полно. Токмо вышел бы на красное крыльцо, крикнул бы любушку — вся Кострома возникла бы пред ликом, — пошутила Катерина.

— Вот уж будет тебе за насмешки, — погрозил Михаил, сам загораясь желанием позабавиться со своей милой жёнушкой. Да знал, что всему свой черёд, и побудил: — Иди же, голубушка, к Марфе.

Весь путь до монастыря Катерину одолевали думы. Она понимала Марфу-Ксению и не хотела бы оказаться на её месте. Знала, как нелегко ей отпустить сына на престол после того, что случилось с последними царями после Фёдора Иоанновича. Сама Катерина искренне страдала, как узнала об убийстве невинного царя Фёдора Годунова. О, царской судьбе не позавидуешь, сочла ясновидица. И возразила себе: но ведь кто-то должен сидеть на троне и нести крест, каким бы он ни был тяжёлым. И коль Богу угодно, чтобы отцом народа был юный князь Михаил, значит так тому и быть, потому как судьбу ни пешком не обойдёшь, ни на коне не объедешь.

Старица Марфа встретила Катерину приветливо. Теперь она знала, что только благодаря ведунье да ещё крестьянину из вотчины Шестовых Ивану Сусанину она обязана тому, что её сын Михаил не лишился живота. Поляки рьяно охотились за ним. Но когда Марфа узнала, с чем явилась Катерина, гневно крикнула:

— И ты с ними заодно! Уходи, и слушать тебя не хочу!

Однако Катерина нашла путь к материнскому сердцу.

— Печалуюсь с тобой, матушка, за то, что люди отнимают у тебя сына. Но послушай меня с вниманием. Да позови сюда Мишу, и я открою вам то, что внесёт мир и покой в ваши души.

Марфа и этому воспротивилась. Но Катерина поймала её глаза, своим взглядом заворожила, и та, не ведая откуда что пришло, ощутила в душе покой, доверие к ведунье и сказала:

— Хорошо, позову, вижу, худа ему не желаешь. — И ушла из кельи.

Вернулась она быстро, позвав сына из соседней кельи.

Катерина не видела Михаила около года. Перед нею стоял прелестный юноша, стройный, почти высокий. Русые, чуть вьющиеся волосы ниспадали на плечи. Глаза были тёмно-карие, большие, в густых ресницах. И всё это вместе с нежным юным лицом делало князя похожим на девушку. Ведунья сличила лица Михаила и его матушки и подумала, что юный князь есть Ксения в девичестве.

Катерина подошла к князю, взяла его за руку, спросила:

— Ты помнишь меня?

— Помню.

— Я хочу, чтобы ты поверил тому, что услышишь. — И Катерина посадила Михаила к столу, сама зажгла свечу от лампады, поставила её в подсвечнике на стол, села напротив князя и попросила Марфу: — Матушка, встань за спиною Миши.

Марфа молча повиновалась. А Катерина закрыла руками лицо, стала тереть виски, лоб, потом распахнула ладони, как ставни, и Марфа с Михаилом увидели, как она неузнаваемо изменилась. Её лицо было озарено внутренним розовато-золотистым светом, и от лица невозможно было оторвать глаз. От Катерины исходила неведомая Марфе и Михаилу сила, и потому они смотрели в её зелёные глаза словно заворожённые, затаив дыхание. Но страха у них не было.

После минутного молчания Катерина заговорила:

— Слушайте и внимайте. Я не открываю людям их судьбы. Сие в согласии с Господом Богом. Но ваши судьбы я открываю по воле Божьей с лёгким сердцем. Они безоблачны. Вижу твой путь, Михаил. Он без терниев. И ты пройдёшь его безмятежно и благостно во имя России до предела, коего за окоёмом не зрю. Ты будешь государем, несущим своему народу отдохновение от бед и горя, кои он претерпел за долгие годы смутной поры. Вступай на свой путь не сумняшеся, хранимый Отцом Предвечным. Во имя Отца и Сына и Святого Духа! Аминь! — Взор Катерины погас, и она вновь закрыла лицо руками.

В келье долго стояла тишина. Катерина встала, открыла лицо, на нём лежал румянец, глаза светились лаской. Она подошла к Михаилу, поцеловала его в лоб, после прикоснулась щекой к лицу Марфы и, не проронив больше ни слова, покинула келью.

Лишь только дверь за Катериной захлопнулась, Марфа взяла сына за руку, потянула его к скамье, стоящей у стены, села на неё, усадила сына и прижала его к себе, заплакала. Слёзы текли ручьём, но они не были горькими: Марфа прощалась с затворнической жизнью. Она поверила ясновидице без сомнений. Да важной причиной сего было то, что видела она перед собой не просто ясновидящую женщину, но и осветованную Божьей печатью заступницу. Когда Марфа смотрела на Катерину из-за спины сына, видела над её головой голубой нимб, и светился он до той поры, пока она не раскрыла судьбу Михаила. И поняла инокиня, что устами ясновидицы говорила покровительница её сына Пресвятая Матерь Богородица. Как тут сомневаться? В душе Марфы поселился покой, и она без трепета и страха решилась отдать сына на волю Всевышнего и сама покорилась ему.