Этот человек заботился обо мне. Хотел, чтобы я осуществила свои мечты. Помог мне достичь их, даже когда я больше не могла платить ему за потраченное время.

— Закари Сан.

Андраш тихонько присвистнул, прикрывая мне спину, когда сходил с трассы.

— Миллиардер со всеми этими свиданиями вслепую?

Я нахмурилась.

— Помимо всего прочего.

— Интересно, почему он готов финансировать этот твой маленький проект.

Итак, полагаю, на сегодня мы закончили тренировку?

Я сбросила маску в сторону и с большим усилием, чем нужно, отстегнула свой фехтовальный костюм от проволоки, к которой он был прикреплен. Он защелкнулся на месте.

Перекинув через плечо меч, я трусцой побежала за Андрашом.

— Эй, на что ты намекаешь? Я всего лишь его экономка.

Хотя к этому времени я уже догадывалась, почему Зак нанял именно меня. Он сказал об этом вслух. Он хотел, чтобы я излечила его от отвращения к людям.

Однако если мы окажемся в постели, это произойдет по полному согласию и не будет иметь ничего общего с его кошельком.

Не мешало и то, что в последнее время я чувствовала себя замеченной рядом с ним. Защищенной и обожаемой под его настойчивым взглядом.

Думала ли я, что это внимание продлится долго? Абсолютно нет.

Он всю свою взрослую жизнь занимался враждебными поглощениями, перескакивая из компании в компанию. Он мог повернуться в мгновение ока.

Ну и что?

Почему бы мне не испытать горячий секс с красивым мужчиной?

Моя жизнь не должна была вращаться вокруг практики и работы. У меня не было парня. Его мама до сих пор расклеивала его лицо на стенах всех элитных агентств знакомств к востоку от Миссисипи.

Для меня ничего не изменилось, кроме возможности иногда расслабиться и заработать очки кармы за благотворительный поступок для того, кто в этом явно нуждался.

Андраш нажал на серебристую кнопку, заставив двери открыться. Мы шли по широкому коридору загородного клуба, проходя мимо членов клуба в теннисных и баскетбольных формах.

Поле для игры тянулось от окна к окну, как зеленая простыня, прижатая к искусственным насыпям и утыканная флагами.

— Я ни на что не намекаю. — Он смягчил голос. — Я просто беспокоюсь, что у тебя голова не на месте.

Мои плечи опустились.

Мне нужно было перестать думать о людях только самое плохое. Я забыла о его одностороннем мышлении. Андраш хотел, чтобы я сосредоточилась на своем ремесле. Мы только об этом и говорили.

Он остановился перед мужскими шкафчиками и повернулся ко мне лицом.

— Если ты будешь оспаривать завещание, то потратишь на это все свое время, силы и деньги, а ты и так уже растрачиваешь себя по пустякам. Тебе нужно сосредоточиться. — Хмурый взгляд углубил морщины на его щеках. — Что такого сложного в том, чтобы жить дальше?

Я сцепила пальцы, перекладывая свой вес с ноги на ногу.

— Это несправедливо, что ей досталась половина компании.

Андраш закатил глаза.

— Это всего лишь клининговая компания. Открой другую.

— Это не просто клининговая компания. Это папино наследие. Мы вместе придумали это название. Мы выбрали логотип, продукцию, услуги. У нас были планы, а не у этих идиоток. — Я вскинула руки вверх, и чем больше я волновалась, тем больше жара проникало в мою шею. — И сувениры. Она продала их все. Я хочу их вернуть.

Папа всегда говорил: «Воспоминания — это второе сердце. После того как тебя не стало, они бьются в тех, кого ты оставил».

Эта женщина продала второе сердце отца.

Я хочу его вернуть.

— Их больше нет. — Андраш покачал головой. — Драгоценности. Искусство. Они могут быть в Сибири, насколько мы знаем. Даже если бы ты их разыскала, ты бы никогда не смола себе их позволить.

Он был прав.

И все равно я не могла этого оставить.

Я хотела бороться с Верой всем, что во мне осталось, даже если это было не так уж много. Из злобы. Из справедливости. Из мести.

Из боли.

Двадцать два года жестокого обращения с того самого момента, как я новорожденной упала на ступеньки их дома. Двадцать два года я отбивалась от планов выгнать меня из дома.

Если бы я оставила эти двадцать два года без ответа, была бы я по-прежнему человеком или шлюхой?

Это моя девочка. Голос отца донесся до меня, как внезапная буря. Мне захотелось разрыдаться при его звуке. Постоять за себя. Даже против тех, кого ты любишь. Если ты окажешься в одиночестве, значит, они никогда не любили тебя по-настоящему.

— Это не его настоящая воля, — прошипела я сквозь стиснутые зубы. — Это главная причина, по которой я хочу оспорить его. Она испортила его наследство и лишила его последних желаний.

Он схватился за голову, словно думал, что она взорвется.

— О чем ты говоришь?

— Она сама составила этот документ.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что я знаю своего отца. Это не его воля. Я знаю это сердцем. В своих костях.

В завещании, зачитанном во время оглашения завещания, его коллекция произведений искусства была отнесена к разным вещам. Предметы должны быть проданы с аукциона, а вся прибыль передана Вере Баллантайн.

Картина, которую папа поклялся никогда не продавать, даже если бы сам президент встал на колени, чтобы ее выпросить.

Скульптура носа, из-за которой, как он настаивал, начнется Третья мировая война, так как она напоминала ему ту, которую он передал мне.

И кулон, который он обещал подарить мне на свадьбе, когда поведет меня к алтарю.

Я не просто не верила завещанию. Я отказывалась в него верить, потому что, если бы я поверила, это означало бы, что все обещания, данные мне отцом, были ложью.

А мой отец не был лжецом.

— Какое это имеет значение? — Андраш взмахнул руками. — Все кончено. Прошло почти два года. Сосредоточься на том, что ты можешь изменить.

— Я могу это изменить. — Я сжала кулаки по бокам. — Мне не нужно ложиться и принимать это.

— Если ты проведешь время с этим мистером Саном, то лежать и принимать это станет твоей основной позицией, te bolond (пер. дурочка), — прорычал он, расстегивая свой фехтовальный костюм.

Стоп.

Подождите. Отбой. Перемотайте назад. Поставьте телевизор на паузу.

Андраш, по сути, только что назвал меня шлюхой.

Для начала — шлюха — это просто женщина, которая знает, что ей позволено все, что и мужчине. А во-вторых, мне не нужно было это принимать.

Я выпрямилась и заговорила как можно медленнее, стараясь, чтобы мои слова впитались в его череп.

— То, что ты только что сказал, не нормально. Совсем.

— То, что я только