– При виде нас он впал в ярость. Я изложил ему цель нашего прихода, и он бросился на меня с горлышком от разбитой бутылки. Я его вырубил, – без тени бравады поведал Страйк, – но совершенно напрасно. В этом не было необходимости.

Он никогда еще не признавался в этом вслух, притом что Хардэйкр (который всецело поддерживал его в ходе расследования) тоже об этом знал.

– Раз он бросился на тебя с горлышком от бутылки…

– Я мог бы отобрать у него «розочку», не причиняя телесных повреждений.

– Но по твоим словам, это здоровенный…

– Он был порядком пьян. Я мог бы скрутить его, не избивая. Тем более что Хардэйкр находился рядом – двое против одного. По правде говоря, я был рад, что он на меня бросился. Я сам хотел ему врезать. Правым хуком вырубил его подчистую… из-за этого он вышел сухим из воды.

– Вышел сухим…

– Был оправдан, – сказал Страйк. – Вчистую.

– Как же так?

Страйк отпил кофе; взгляд затуманился от воспоминаний.

– Его тогда увезли в больницу. От сотрясения мозга у него случился сильный эпилептический припадок. Черепно-мозговая травма.

– О боже… – выдохнула Робин.

– Для остановки мозгового кровотечения ему потребовалась срочная операция. Припадки не прекращались. У него диагностировали травматическое повреждение головного мозга, посттравматическое стрессовое расстройство и алкоголизм. Таким образом, он оказался неподсуден. Адвокаты встали грудью. Меня обвинили в умышленном нанесении телесных повреждений. К счастью, моя защита установила, что за неделю до того случая он играл в регби. Копнув поглубже, узнали, что он получил коленом по голове от валлийца весом более центнера и был унесен с поля на носилках. Поскольку он был весь в грязи и ссадинах, фельдшер проглядел кровотечение из уха и отправил его домой отдыхать. Оказалось, у него был перелом основания черепа, что выяснилось лишь после того, как мои адвокаты заставили врачей посмотреть рентгеновские снимки, сделанные после матча. То есть перелом основания черепа – это подарок не от меня, а от валлийского нападающего. И все равно, не будь у меня такого свидетеля, как Харди, мне бы впаяли по полной. В конце концов все же постановили, что я действовал в пределах самообороны. Откуда мне было знать, что у него уже есть трещина в черепе и какой вред ему нанесут побои. Между тем у него в компьютере нашли детское порно. Рассказ Бриттани совпадал с показаниями свидетелей, которые часто видели, как отчим увозит ее куда-то в машине. Допросили также школьную учительницу; та показала, что в школе Бриттани ведет себя все более замкнуто. Два года он ее насиловал, грозя убить мать, сестру и ее саму, если только она проговорится. Он убедил ее, что когда-то уже собирался отрезать ей ногу. Вокруг лодыжки у нее были множественные шрамы. Он внушил ей, что уже начал отпиливать в том месте ногу, но тут появилась ее мать и остановила его. Мать на допросе сказала, что шрамы остались после несчастного случая, который произошел с дочерью в раннем детстве.

Робин молчала, зажав рот ладонями и широко раскрыв глаза. Ее испугало выражение лица Страйка.

– Он долго лежал в больнице: врачи не могли снять припадки, а когда кто-нибудь пытался его допросить, он симулировал растерянность и амнезию. Вокруг него так и вились адвокаты, почуявшие жирный куш: врачебная халатность, нанесение телесных повреждений. Он заявил, что в свое время сам стал жертвой насилия и тяга к детскому порно – это всего лишь симптом умственного расстройства, алкоголизма. Бриттани настаивала, что сама все выдумала, мать орала, что Брокбэнк пальцем не трогал детей и был им прекрасным отцом, что она потеряла первого мужа и вот-вот потеряет второго. Командование было заинтересовано развалить дело. Брокбэнка комиссовали по инвалидности, – сказал Страйк, встретившись своими темно-карими глазами с серо-голубыми глазами Робин. – Он остался безнаказанным, получил выходное пособие, пенсию – и смылся вместе с Бриттани.

Step into a world of strangers

Into a sea of unknowns…

Blue Öyster Cult. «Hammer Back»[45]

Грохочущий «лендровер» стоически пожирал мили, но поездка к северу уже стала казаться нескончаемой – и тут появились первые приметы Бэрроу-ин-Фернесса. На карте было неочевидно, какое далекое и уединенное место являет собой этот порт. Бэрроу-ин-Фернесс не был рассчитан на сквозной проезд или случайное посещение. Вещь в себе, он оказался географическим тупиком.

Они проехали через южную границу Озерного края, мимо холмистых полей с отарами овец, стенами, сложенными из камней, и живописными деревушками, напомнившими Робин дом ее детства в Йоркшире; потом через Ульверстон («родина Стэна Лорела»[46]) и наконец увидели широкое устье, которое указывало на близость моря. Уже за полдень они оказались у неприглядной промышленной зоны, со складскими и фабричными зданиями по обе стороны дороги. Это была городская окраина.

– Прежде чем идти к Брокбэнку, нужно перекусить, – сказал Страйк, в последние пять минут не отрывавшийся от карты Бэрроу. Электронные гаджеты он презирал, говоря, что бумага не требует загрузки и не реагирует на плохие условия приема. – Вот в той стороне будет парковка. На круге поверни направо.

Они проехали раздолбанный боковой вход на домашний стадион Бэрроу-рейдеров – «Крейвен-парк». Страйк смотрел во все глаза, надеясь случайно заметить Брокбэнка, и знакомился с приметами нового места. Рожденный в Корнуолле, он ожидал, что здесь повсюду можно будет видеть море, ощущать на языке морской привкус, но ему все время казалось, будто отсюда до моря сотни миль. По первым впечатлениям, это был гигантский пригородный торгово-промышленный центр. С обеих сторон главной улицы смотрели аляповато разрисованные стены промтоварных и строительных магазинов и пиццерий, а между ними изредка вклинивались неуместно гордые жемчужины архитектуры – знаки славного индустриального прошлого. Здание таможни в стиле ар-деко, переоборудованное под ресторан. Украшенное классическими скульптурами викторианское техническое училище с надписью Labor omnia vincit[47]. Немного поодаль – бесконечные ряды ленточной застройки, как на городских пейзажах Лоури[48], – ульи для рабочих.

– Никогда не видел такого скопления пабов, – сказал Страйк, когда Робин заезжала на парковку.

Ему хотелось пива, но, памятуя о том, что Labor omnia vincit, он согласился на предложение Робин по-быстрому перекусить в ближайшем кафе.