Поэтому, когда Марике велела мне собирать вещи, потому что мы возвращаемся в Бельгию, я ответил:

— Поезжай, а я ненадолго останусь.

— Имей в виду, денег теперь у тебя достаточно, — ответила она. — Я свою часть не беру, это все тебе.

— Ошибаешься, недостаточно.

— Понятно, это Виржини тебя соблазнила своими рассказами.

Два дня назад после спектакля мы пошли выпить пива с Виржини, массажисткой, и она сказала о других заведениях, где делают особые номера и платят получше. И хоть она не была уже королевой красоты, в подобных местах ее еще брали, и она иногда там выступала, но только иногда, потому что работа там очень тяжелая.

— Да, хотелось бы еще немного отложить на черный день, — согласился я.

Неправда. Не из-за денег мне хотелось остаться в Амстердаме. Просто у меня не было сил вернуться вместе с Марике и жить у нее. Не хватало смелости отвечать на ее желание быть со мной и, в сущности, любить меня. Вы, господин судья, наверное, подумаете, что я неблагодарный, трус, что Марике вернулась к прежней жизни только затем, чтобы мне помочь, и вот как я ей отплатил. Все это я тоже передумал, и даже еще хуже. Но после вашего последнего письма, когда я узнал правду, у меня появилось странное ощущение: когда Марике ласкала меня на сцене, когда дотрагивалась до меня, я чувствовал руки Стеллы. Закрывал глаза и опять видел Стеллу в спальне, и ее движения казались в точности такими же, что и у Марике на этой вертящейся кровати. Стелла притворялась, а я любил. Секрет мастерства прекрасно известен Стелле: быть не тем, что ты есть, — другим человеком в другом месте. И теперь уже я не мог заниматься любовью ни с кем, даже с Марике. От одной мысли меня тошнило. Бедная Марике! Я мог бы продолжать годами трахать ее в порнотеатрах, но заниматься любовью — нет.

Понятное дело, я ничего не сказал ей из того, что было у меня в голове. Только прибавил:

— Еще немножко, немножко денег, а потом обратно.

Думаю, что в этот момент она была страшно огорчена, но такие, как Марике, всегда готовы к ударам. Она предупредила:

— Не забывай, что я тебе сказала: начать не трудно, трудно понять, когда пора уйти. Есть такие заведения, где продают твое унижение.

Как раз такие заведения я и искал.

На следующий день я проводил ее на вокзал и, целуя в последний раз, попросил заботиться о Кандиде.

К полудню отправился на встречу с Виржини, она должна была меня проинструктировать перед выступлением.

Мы уселись за столик в кафе, и она принялась объяснять:

— Сегодня вечером у нас номер с клиенткой, знаешь его?

— Нет.

— Его исполняют только там, где не слишком стремятся оставаться в рамках закона.

По-французски она говорила со страшным бельгийским акцентом.

— В таких заведениях клиенты могут смотреть, но если захотят — речь только о женщинах, — если хотят, могут участвовать в розыгрыше.

— Лотереи?

— В этом роде. Желающие берут у входа номерок и, если их вытянут, идут на сцену.

— И делают стриптиз?

— У нас тут любительским стриптизом занимается приходская самодеятельность. Когда я говорю: идут на сцену, то имею в виду, что они занимаются с нами сексом, вернее, это тебе нужно отыметь клиентку.

— Теперь понятно.

— Номер строится так: мы с тобой выходим на сцену, как в обыкновенном парном выступлении, к примеру, как вы делали с Марике. Но со мной ты только начинаешь. Тем временем достают номера. Зрительница встает и идет на сцену. Мы ждем, вместе ее раздеваем, потом я надеваю тебе презерватив, и пока ты ее имеешь, я ее ласкаю.

— Секс втроем, одним словом.

— Ага.

Мечта всей жизни. Только я всегда представлял себе это по-другому, не думал, что это будет с двумя незнакомками на глазах у полного зала всяких извращенцев.

— А что это за посетительницы, которые хотят выступать?

— Да самые разные. Ты даже не представляешь, сколько народу любит такие штуки. И почти все приводят мужа или друга. Мужики стоят в зале и получают удовольствие, глядя оттуда на своих женщин. Не спрашивай меня почему, я не знаю.

— А какого они возраста?

— Я же тебе говорю, самые разные, но в основном — от тридцати пяти до шестидесяти пяти. Как-то раз мне попалась даже девчонка, лет, наверное, двадцати, с ней пришел друг — наверное, ровесник отца. Во всяком случае, не строй иллюзий: модели ищут себе футболистов, к нам они не ходят.

Виржини называла вещи своими именами, без романтизма. А мне того и хотелось.

— А почему могут участвовать одни женщины?

— А тебе что, хотелось бы наоборот?

— Да нет, конечно. Просто интересно.

— Представляешь, сколько понабежало бы желающих? Настоящий бордель. Нет, только женщины и только если приходят не одни, неважно, с женщиной или с мужчиной, бисексуалкам тоже можно, но главное, в паре.

Нужно сказать, с первой клиенткой мне повезло. Немка лет сорока, но приятная, а главное, все время улыбалась. Напоминала черненькую из «АББА», только постарше той, что смотрела с пластинки на сорок пять оборотов, которую в детстве без конца крутил мой двоюродный брат, вроде бы «SOS». Когда конферансье вытянул ее номер, посетительница негромко вскрикнула от удивления, но когда мы стали ее раздевать, оказалось, что она уже готовилась. Пока Виржини занималась верхом, я расстегнул на ней юбку и потихоньку стащил, забирая в ладони ягодицы и бедра. Под юбкой оказались черные чулки с кружевными подвязками и трусики, опять же черные и в кружевах. Крепкое тело, гладкая кожа, никакого целлюлита — великолепно сохранившаяся сорокалетняя, сказал бы Нанни Моретти.[28]А я мял ее и чувствовал себя идиотом, стоя перед ней на коленях, голый, с торчащим членом. Да, потому что, как и полагалось по сценарию, мы с Виржини уже начали, дожидаясь, пока розыгрыш составит трио.

Что заставило эту великолепную сорокалетнюю женщину делать такие вещи? Она-то ведь никого не убивала! Ее-то ведь не обманывали.

Какие бы ни были у нее мотивы, меня это не касалось, моя задача была только совокупиться с ней, и я совокуплялся. Уложил ее на матрас, который у них тут уже не вращался, и Виржини натянула мне презерватив. Потом она принялась тереться о немку всем телом, а я сделал что полагается — то, за чем и немка, и я тут оказались.

Немка громко застонала от наслаждения. Нет, не потому, что ей было хорошо со мной, и даже не от прикосновений к телу другой женщины, ее возбуждала ситуация: на нее смотрел муж, смотрели зрительницы в зале, которые тоже возбуждались при мысли, что во время следующего розыгрыша могут вытянуть их. И все это возбуждение сосредоточилось у нее в низу живота и передавалось мне.