Он ничего не ответил, но убрал руку с моей талии и отодвинулся.

Второй раз сон ко мне шёл медленно, не торопясь, растягивая и смакуя моё ощущение неловкости и раздражения. Но спустя не знаю сколько минут веки, наконец, потяжелели, и я провалилась в тёмные глубины подсознания, где на этот не увидела ни единого сновидения.

Мы проснулись ближе к вечеру. Рагавурр выплыл из дома-ракушки ненадолго и вернулся с одним из хвостатых, несшим в руках длинную палку с нанизанной на неё разделанной рыбой. Несомненно, их образ жизни был не таким продвинутым, как наш, но и не походил на совершенно дикий.

После обеда мне захотелось немного прогуляться по поселению, название которого я до сих пор не знала и потому придумала самостоятельно – Аала Гиугин, Дикий город. Но у выхода из нашего дома-ракушки дежурила стража, моментально преградившая мне путь. Я, в отличие от Рагавурра, покидать это временное убежище не могла. Не желая ввязываться в конфликт, я вернулась назад и вместо прогулки выглянула в резное окно.

Город был наполовину пуст, но те хвостатые, что всё же остались, беззаботно болтали о чём-то, играли с детьми и не показывали никаких признаков занятости.

– Странный у них быт, – мелькнувшая в голове мысль сама соскочила с языка.

– Они постигли то, что мы не сумели, – Рагавурр тоже подплыл к окну. – Они свободны, как истинные дети Океана. Им не нужны ни деньги, ни власть, ни надуманная деятельность. Они едят, когда голодны, отдыхают, когда устали, играют, когда веселы, грустят, когда им грустно. И не окружают себя лишними вещами, обязательствами и традициями. Но нам с тобой, Лэина-ламэ, уготован иной путь.

Как только стемнело, и луна поднялась над водами Бездонного моря, к нам приплыли несколько хвостатых девушек.

– Пора готовиться к обряду, – сказал Рагавурр, поворачиваясь ко мне спиной. – Тебе придётся сменить одежду, Лэина-ламэ.

Под «сменить одежду», как выяснилось, он имел в виду раздеться. Вместо моего топа и широких брюк на грудь и бёдра девушки повязали мне широкие полоски из водорослей. На лбу с помощью лоскутов похожей материи закрепили редчайший Лазурный лунный камень, плоский с одной стороны и полукруглый с другой. Всем известно, что Лазурные камни сильнейшие проводники Воли Океана, с их помощью Оиилэ могли излечить слабость или попросить Океан преумножить их силу.

Когда луна близилась к зениту, девушки дали нам знак, что пора выдвигаться. Борясь с собственным смущением из-за наготы, я поплыла вслед за ними и на выходе из дома-ракушки с обеих сторон меня окружили стражники, сопровождавшие нас вплоть до прибытия к месту обряда. Рагавурр тоже плыл с нами, но чуть поодаль и позади. Сегодня вечером он казался спокойнее и больше не сокрушался о потере «невинной Лэины», которую некогда повстречал в Жемчужном городе. Однако его спокойствие не могло стереть воспоминания о тех словах сожаления, до сих пор разносившихся гулким эхом у меня в памяти.

Алтарь был окружён Дикими Оиилэ. Множество зелёных голов с крупными глазами смотрели на меня не отрываясь, когда я подплыла ближе. Хвостатые, словно повинуясь чьей-то безмолвной команде, освободили нам дорогу к алтарю, у которого уже ожидала жрица. В руках она держала каменный клинок, по оформлению безошибочно походивший на реликвии Лаан.

Я продолжала плыть вперёд сквозь зелёное море тел, пока не обнаружила, что мои спутники задержались в толпе, а я осталась у алтаря один на один со жрицей. Она смотрела на меня молча и не делала никаких знаков – мне и так было прекрасно известно, что именно от меня требовалось. Собравшись с духом, я заплыла на алтарь сверху и легла оголённой спиной на шершавый камень. Как только мой затылок коснулся каменной плиты, сопровождавшие меня девушки подхватили продетые через отверстие в основании алтаря верёвки и привязали мою грудь и ноги к камню.

Я откинула голову назад, ища глазами Рагавурра и поначалу не находя его в толпе. Но когда окружавшие нас Дикие Оиилэ начали выстраиваться в ряды, браться за руки и окружать алтарный камень, я заметила, как он вместе с хвостатыми вставал в круг – третий, самый дальний. Как только последние из участников обряда сомкнули руки, жрица, знаменуя начало обряда, полоснула клинком по моим ладоням, оставляя глубокие порезы, но предусмотрительно не задевая метку. Я сжала зубы, чтобы сдержать крик боли, и наблюдала, как две тонкие струйки крови поднимаются, сливаются в одну и направляются к поверхности океана.

Повинуясь жрице, вода унесла клинок и принесла взамен необычный посох, к навершию которого был прикреплён жёлтый лунный камень. Вместе с посохом она проплыла над тремя окружавшими алтарь рядами Диких Оиилэ и остановилась позади них. Всё стихло, никто не двигался и, казалось, даже не дышал. Они ждали, пока струйка моей крови дойдёт до поверхности.

Когда посох, нарушая тишину, ударил по круглым и овальным камням, устилавшим дно, вода у алтаря пришла в движение. Поток двигался сначала еле уловимо, но постепенно ускорялся. Я наблюдала, как вокруг меня формируется водоворот, сила и скорость которого возрастала, заставляя воду закручиваться выше и выше. Следуя за моей кровью, поток направлялся к поверхности.

Наверху, в центре водоворота, образовалось углубление. Оно опускалось всё ниже и ниже, пока не достало до дна, и моей кожи впервые коснулся воздух с поверхности. Сначала лишь пузырьками, попавшими в водоворот, затем, когда вода начала расступаться и упираться в сдерживавший её круг Диких Оиилэ, воздух окружил меня полностью. Я затаила дыхание, надеясь, что вскоре вода вернётся.

Вышедшая из-за облака луна сверкнула в глазнице водоворота и опустила на меня ровный и яркий, совсем не такой, как в Защитных покровах наших городов, луч света. Он скользнул по телу, вызывая странную дрожь.

«Благословение Луны», – мелькнуло у меня в мыслях.

Вода так и не вернулась, и я, борясь с удушьем, сделала еле заметный пробный вдох. Не окажись у меня унаследованной от прародителей способности дышать воздухом, от такого маленького вдоха в худшем случае у меня бы просто закружилась голова.

Я замерла и снова задержала дыхание, пытаясь понять, не опасно ли сделать ещё один вдох.

Хуже мне не стало, и я вдохнула ещё раз, теперь уже глубже и уверенней. Слава глубинам, я оказалась из тех Оиилэ, которые способны подниматься на поверхность.

Водоворот не успокаивался, а луна продолжала заливать алтарь голубоватым светом. Поначалу его соприкосновение с кожей было еле ощутимо, но чем дольше длился обряд, там сильнее становилась дрожь в моём теле. Кожу начало жечь. Сначала слегка, потом сильнее. На её поверхности зарождалась садящая боль, постепенно пропитавшая и всё тело. Эта боль не несла с собою агонию, но была навязчива и равномерна, неотступно вгрызаясь в меня изнутри.

Голова начала кружиться. Боль добралась и до неё, вспыхивая в висках и разливаясь чёрными пятнами перед глазами, которые отчего-то защипали и из них полилась вода. Она скользила по моим мокрым щеками и капала на алтарный камень.

Ноги и руки свело. Пытаясь избавиться от судороги, я дёрнулась, но по-прежнему была прикована к алтарю верёвкой. Она натянулась, но не уступила мне и пары сантиметров.