Он совершенно уверен, что ни в каком флоте, принадлежащем одной и той же нации, не могло быть такого единодушия совершенного, такого полного согласия, каким в действии одушевлены были эскадры трех наших союзных дворов, в сем кровопролитном и гибельном для неприятеля сражении, он в особенности приписывает сие славным подвигам своих сподвижников господ контр-адмиралов, деяния коих послужили примером прочим кораблям их, и столь скорому и непременному вспоможению, доставляемому от одного другому в самом жару и смятении сражения.

Таковое единодушие к общей цели, таковое хладнокровие и храбрость и столь примерная точность в действии артиллерии были следствием одержанной победы над благоразумно и в превосходнейшей силе приуготовленным неприятелем. Турецкий и египетский флоты получили возмездие за свое вероломство и нарушение данного обещания.

Высокомерный Ибрагим-паша обещал не оставлять Наварин и действовать против союзного флота, но бесчестно изменил данному слову. Союзные начальники обещали истребить турецко-египетский флот, ежели хотя один выстрел будет сделан по оным; и с помощью храбрых людей, коими счастие имели они командовать, в полной мере исполнили обещание свое – из 66 военных судов, флот их составлявших, остался один только фрегат и 15 мелких судов, в таком состоянии, что едва ли когда они в состоянии будут служить в море. Таковая победа не может быть одержана без больших пожертвований. Главнокомандующий оплакивает потерю многих искуснейших и храбрейших воинов и одно лишь утешение находит в том, что они пали, исполняя долг свой, и за дело страждующего человечества.

Главнокомандующий изъявляет искреннейшую признательность высоким свои сподвижникам, господам контр-адмиралам, за благоразумное и отличное управление своими эскадрами, а равно капитанам, офицерам, матросам и солдатам, столь ревностно исполнившим их приказания и столь мужественно поразившим зачинщиков».

На душе Кодрингтона было тревожно. Вице-адмирал понимал, что он значительно превысил возложенные на него Лондонским договором задачи. Как отнесутся к происшедшему в Наваринской бухте в столице, он мог только догадываться. Теперь надо было спешить, чтобы успеть сообщить королю и правительству о случившемся раньше, чем это сделают другие. Разумеется, что ни о каком продолжении блокады Мореи разговора уже не было. Для этого у него сейчас не было не только сил, но и необходимости.

Едва обрывы Наварина остались за кормой, на российской эскадре отслужили благодарственный молебен по дарованной победе и панихиду по убиенным. По сигналу с «Азова» корабли и суда приспустили Андреевские флаги – на эскадре погребали умерших от ран. За нашими приспустили свои флаги и англичане с французами. Они везли своих павших товарищей на Мальту и в Тулон, чтобы предать земле там.

Затем эскадры разделились. Французы, отправив транспорт с убитыми и ранеными, повернули на Смирну, чтобы оттуда еще разок погрозить турецкому султану. Наши с англичанами взяли курс на Мальту. По выходу из бухты Гейден отправил в отдельное плавание фрегаты: «Кастор» в Неаполь, «Елену» в Анкону с курьерами, и «Константин» в Смирну для оказания поддержки грекам – вместе с французской эскадрой.

У наших впереди «Азов», следом в кильватер «Проворный» и «Гремящий». За ними в некотором отдалении остальные: «Гангут», «Иезекиль», «Невский», и «Кастор». Кодрингтон шел несколько южнее. Корабли двигались очень медленно. «Эскадра, соображаясь с избитым рангоутом и такелажем, с великою осторожностью несла паруса…» – писал впоследствии историограф этой морской кампании лейтенант Кадьян.

Море встретило штормом. Особенно тяжко пришлось раненым и обожженным; чтоб хоть как-то облегчить страдания, их обкладывали матрасами и поили водкой. Погода была самой ненастной: свистел в вантах ветер, сверкала молния и лил проливной дождь. На верхней палубе было зябко и стыло. Идя с зарифленными парусами, эскадры едва продвигались вперед. В первую же ночь, в придачу ко всем неприятностям, налетел сильный шквал, добавивший хлопот. И без того поврежденный «Азов» потерял во время него грот-рею.

– Скорее бы Мальта! – мечтали в кают-компаниях и в жилых палубах.

– Хосподи, коды ж до землицы-то доберемся, мочи нету более терпеть! – стонали в судовых лазаретах.

А непогода все продолжалась и, разгоняемые ветром волны мотали усталые суда день за днем, день за днем…

Удивительно, но и в таких условиях «Азов» под началом Лазарева умудрялся намного опережать своих куда менее поврежденных собратьев. Остальным приходилось догонять свой флагман, только поставив дополнительные паруса. На шканцах то и дело отстающих «Гангута», «Иезекиля» и «Невского» молодые офицеры ревностно разглядывали в зрительные трубы свой прыткий флагман и недоумевали:

– Непонятно, как это «Азов» со своим фальшивым вооружением, да к тому же имея брамсели вместо марселей, а марсели в два рифа вместо нижних парусов, постоянно нас обгоняет?

Более опытные лишь пожимали плечами:

– Чего удивляться, если там капитанствует сам Лазарев! А Михайла Петрович, известное дело, и в полный штиль паруса имеет с полным ветром!

– Вот что значит везение! – вздыхали молодые.

– Сие есть не везение, а мастерство великое! А чтобы таковое приобресть, надо хотя бы трижды по всем окиянам вокруг шара земного прогуляться!

Скупые выписки путевого дневника: «17-го октября. Весь день дул довольно свежий противный ветер и было очень холодно…

18-го октября. Целый день свежий противный ветер, большое волнение.

19-го октября… К вечеру нам задул попутный ветер, и мы шли по 8-ми узлов, но не долго…

20-го октября. К полудню противный ветер засвежел до того, что мы вынуждены были закрепить все марсели. Сильным волнением эскадру качало без милосердия.

21-го октября. Старое по-новому. Все тот же ветер и все так же холодно.

22-го октября… “Азов” свежим ветром от W-та выбило из парусов.

23-го октября. Ветер нисколько не стихает… Эскадра, имея сильно обитый рангоут, будет в опасности, если это придется. Мы не можем найти больших парусов и можем быть прижаты к итальянскому берегу».

У самой Мальты стихия, будто издеваясь, снова преподнесла испытание. Двое суток из-за штилей и встречного ветра наша эскадра не могла приблизиться к острову. Нервы у всех были на пределе. «Адмирал (Гейден. – В.Ш.) сильно в душе своей страдал к раненым его воинам, напрягал все усилия, чтобы… достигнуть порта, им для исцеления их и исправления кораблей избранного, и который столь близко находился…» Наконец стихия, сжалившись над мореплавателями, отступила, и эскадры втянулись в гавань Ла-Валетты.

* * *

Вот наконец и долгожданная Мальта, вековой оплот христианства и рыцарства. Отвесные скалы амфитеатром обрамляют вход в главную гавань острова. По берегам каменные формы, над формами британские флаги, в амбразурах пушечные жерла. На набережной гарнизон в ружье. Крепостные стены усеяны ликующими толпами. Звонили колокола. Музыканты, раздувая щеки, играли популярный тогда «Марш морских королей».