— Ты сразу решил поместить его под землю?

— Нет. Раньше он был наверху. Под землю ведь не опустишь огромные старинные паровики, грузовики, фермерские механизмы и даже первый в Австралии трамвай, привезенный из Лондона… Они и сейчас, как ты видел, наверху стоят. Под землей экспонаты поменьше. Здесь не жарко, да и экзотики под землей больше. Это была удачная мысль — опустить музей в шахту. Сегодня о нем знают во многих странах. Шесть месяцев назад государство предложило мне продать музей за 3,5 миллиона долларов, но я отказался…

— Почему?

— Эта работа мне нравится… Сюда часто приезжают молодые ребята из разных стран. Они разбивают палатки прямо напротив музея, рассказывают о себе, о жизни, поют… все, конечно, напиваются, но мирно и весело…

Мы идем по штольне. Кенни показывает мне экспонаты. Их тысячи.

— Вот банка с прахом Ромми Гарднера, — говорит Кенни. — Мы нашли ее в старом газовом холодильнике, когда разбирали привезенные вещи. Ее туда засунула жена Ромми, чтобы охладить его горячий характер. Ромми был ирландцем, хочешь, я расскажу тебе ирландский анекдот… Приходит к ирландцу приятель и видит, что у того оба уха перебинтованы. «Джон, что с тобой стряслось?» — спрашивает он. «Да, ты понимаешь, глупость какая, — говорит Джон, — утюжил я брюки, и в это время зазвонил телефон. Так я по ошибке вместо трубки горячий утюг к уху приложил!» — «А почему второе ухо забинтовано?» — спрашивает приятель. «Ну, потом ведь надо было доктору позвонить!»

Кенни смеется. Видимо, этот анекдот он любит рассказывать своим гостям.

Мы поднимаемся наверх, где жарит солнце, и идем сквозь совершенно не понятные мне сюрреалистические экспонаты этого необычного музея:

…что-то наподобие тачанки на паровой тяге, с корабельным флагштоком впереди…

…лондонский трамвай позапрошлого века, заставленный внутри старыми швейными машинками…

…цирковой велосипед с огромными колесами и подзорной трубой на руле…

…сооружение, похожее на летающий пулемет с крыльями, а под ним надпись «Даже Богу неизвестно, что это такое»…

— Ты смотрел австралийский фильм «Безумный Макс» с Мелом Гибсоном? — спрашивает меня Кенни.

— Нет.

— Это такая сумасшедшая киношка… После атомной войны мир уничтожен и осталась лишь группа придурков, которые живут в пустыне по «закону кулака» и ловят кайф. Фильм снимался здесь неподалеку, а все их стреляющие, пыхтящие, свистящие и прочие фантасмагорические машины, на которых они передвигаются по пустыне, взяты у нас в музее.

Мерно крутится ветряк, вырабатывая электричество. Ярко горят на крыше зеркала солнечных батарей. Где-то неподалеку работает буровая машина.

Я смотрю на Кенни, который с азартом рассказывает о своем музее.

— Ты доволен жизнью, она удалась? — спрашиваю я у него.

— Абсолютно, — не задумываясь, отвечает он. — Сначала был огорчен, когда не повезло с опалами, а теперь даже рад… что Бог ни делает, все к лучшему… Мы с женой приехали сюда тридцать лет назад, имея джип и четыре тысячи долларов в кармане. Сегодня у нас миллионы, много друзей и дело, которое мы любим…

— Значит, путешествие по Австралии закончено, остановка навсегда?

— Ну, почему же… Я еще намерен поездить, но возвращаться я всегда буду сюда… Здесь мой дом и мои друзья. Слава богу, что тут до сих пор еще нет ни одного светофора. Никто тебе не указывает, как жить и куда сворачивать. Мне нравится стиль жизни этого города, я хочу быть похороненным здесь.

— У тебя, наверно, здесь много друзей? — спрашиваю я.

— У меня нет врагов. Здесь все друзья, просто с некоторыми из них я еще не успел встретиться… Лайтнин-Ридж — это очень дружеский город, это все, что я могу о нем сказать…

— Теперь ты богат, можешь попутешествовать, посмотреть мир… Ты же не бывал за океаном, не так ли?

— Никогда… Но, знаешь, у меня и желания такого нет. Есть много дел, которые я хотел бы еще сделать здесь, и много мест, которые я хотел бы увидеть в Австралии. Даже за весь остаток жизни я не успею увидеть ее всю, так что лететь за океан не собираюсь… Максимальная высота, на которую я готов подниматься, — это высота кузова моего грузовика. Каждому Бог отпустил свое счастье. Надо понимать это и не быть жадным.

Кенни смеется и хлопает меня по плечу.

Рассказывая об этих людях, я не собираюсь оценивать их по шкале «хорошо-плохо», «верно-неверно». Это не входит ни в мою задачу, ни в мою компетенцию. Я просто пытаюсь понять, в чем секрет их жизни, счастья, человеческого достоинства. Почему мультимиллионер Ален не построил себе аляповатых дворцов и не превратился в циничного разухабистого «нового русского», вернее, «нового австралийца», а остался милым парнем-фермером, любящим работу, друзей и окружающий его мир. Почему от невезения Амиго не запил, а, наоборот, «по велению свыше» начал строить совершенно не нужный ему замок, чтобы оставить людям память о себе? В чем секрет неугасающей жизнерадостности Кенни, сумевшего из «хлама» сделать искусство?..

Хозяйка «звериного госпиталя»

Эти примеры можно множить.

Зачем, например, Катрин Христиансон — этой немолодой и небогатой датчанке, с лицом доброй бабушки, прозванной соседями Ангелом, содержать за свой счет госпиталь для пострадавших диких зверюшек? Четверть века назад муж привез ей осиротевшего кенгуренка, мать которого он случайно сбил машиной на лесной дороге. С этого все и началось. Сегодня «Холм Кенгуру» — так называется ее госпиталь — известен далеко за пределами Лайтнинг-Ридж. Люди приносят ей пострадавших живых существ — кенгуру, вомбатов, змей, черепах, попугаев…

Мы с Катрин сидим на холме в окружении десятка кенгуру. Они льнут к ней, как дети к матери, требуя внимания.

— Вы не поверите, — говорит Катрин, — заболев, они теперь сами приходят ко мне из леса. Это какая-то мистика, я не могу объяснить. Они, по-видимому, рассказывают друг другу о нашем госпитале…

На ветке сам с собой разговаривает Чарли — огромный белый какаду с красным гребнем. Когда-то он тоже попал сюда как пациент. Видимо, он подтверждает слова, сказанные Катрин, но я не могу понять, поскольку болтает он по-датски.

— Хватит болтать, — говорит ему Катрин, — ты бы лучше показал нам, как танцует Майкл Джексон.

И Чарли начинает переступать с ноги на ногу и активно вращать головой…

— Но ведь все это требует денег, и немалых… — говорю я.

— Конечно, — соглашается Катрин, — деньги требуются… Но это часть моей жизни… эти зверюшки для меня как родные дети… Раньше я все делала сама, только на свою пенсию, а сейчас в чем-то и государство помогает, в чем-то люди…