— Ты когда-нибудь задумывалась, как бы всё было, если бы у твоего отца была возможность попросить прощения? — спрашивает меня Маккенна.

— Ему было бы всё равно, он нас предал.

Кажется, всё, что я могу делать — это повторять то, что годами вдалбливала мне в голову моя мать.

— О, Пинк, ему было бы не всё равно, — возражает он. — Любому, кто действительно знает тебя, не может быть всё равно. И той подруге, которая защищала тебя на концерте, когда ты забросала меня овощами? Ей не всё равно.

— Мелани? — улыбаюсь я, думая о ней. Она моя противоположность, и я нуждаюсь в ней. Она нужна мне в моей жизни так же, как любому живому существу, за исключением паразитов, нужно солнце. — Брук, Кайл… Думаю, им тоже не всё равно, — признаю я, затем, повинуясь импульсу, разблокирую свой телефон и, пока он продолжает вытирать блёстки со своих рук, показываю ему фотографию Магнолии.

— Больше всего на свете не всё равно ей.

— Ух ты. Кто эта малышка?

Я так сильно люблю его улыбку, что у меня сладко щемит сердце.

— Моя двоюродная сестра. Её мать боролась с лейкемией, но проиграла. Магнолия спасла нас — спасла мою мать и меня. Если бы она не вошла в нашу жизнь, не знаю, что бы с нами стало.

— Может найти для неё маленький плащ с большой буквой «М», чтобы она знала, что она суперзвезда, как думаешь?

Я улыбаюсь и откладываю телефон в сторону.

— Ты смеёшься надо мной, но мне нравится эта идея. Ей бы тоже понравилось. Она не хочет быть принцессой и, кажется, больше склоняется носить плащ супермена.

— Как её тётя Пинк?

Я улыбаюсь, и Кенна смеётся вместе со мной, а потом мрачнеет. О боже, я скучала по нему. Я пробыла с ним всего две недели, но за последние несколько дней почувствовала его отсутствие. И скучала по нему больше, чем когда-либо.

— Ты знаешь, группа… — начинает он, но останавливается, чтобы перевести дыхание. — Когда папу арестовали… когда в моей жизни всё пошло наперекосяк и я потерял всё, что любил… — Он выдерживает мой взгляд и мрачно кивает. — Группа спасла меня.

Я чувствую эту вездесущую боль, как будто она пронзает и меня.

— Рада, что это спасло тебя, Маккенна, — шепчу в ответ.

— Я облажался, Пинк.

— Почему? Потому что уехал?

Не знаю, почему спрашиваю об этом, но слова вылетают прежде, чем я успеваю это осознать.

— Нет. — Он приближается ко мне медленными, хищными шагами. — Потому что, когда у меня, наконец, появилась возможность за тобой приехать, я этого не сделал. Не думал, что ты этого захочешь, но всё это не важно. Я должен был за тобой вернуться.

— Нет, не должен. Потому что на моей кухне были куда более увесистые снаряды, чем просто помидоры, — притворно смеюсь я, пытаясь поднять настроение.

К сожалению, Маккенна не находит это смешным.

Прежде чем он успевает надвинуться на меня и найти все трещины в моих стенах, которые с каждой секундой становятся всё шире и шире, я притягиваю его голову к себе и начинаю покусывать его губы.

— Ты скучаешь по мне? — вдруг требует он ответа. Отстраняется, пока его рот не оказывается на расстоянии вздоха от моего. Он мучает меня, удерживая и не подпуская ближе. — Ты скучаешь по мне? — снова спрашивает он, запуская руки под водопад моих волос.

— Пожалуйста, перестань пытаться сделать из меня какую-то глупую дурынду. Просто поцелуй меня.

— Ты никогда не будешь глупой дурындой, только скажи, что скучала по мне, — говорит он, глядя на меня свирепым взглядом.

Я издаю протестующий звук, и он тихо смеётся.

— Хорошо, — шепчет он, касаясь моих губ. Я облегчённо выдыхаю, решив, что меня пронесло, и тянусь к нему, чтобы поцеловать. Но прежде, чем успеваю прижаться своими губами к его, он говорит мне: — А я по тебе скучал.

14

ПЛАНЫ

Маккенна

Мы запутались. Никаких камер. Ничего. Ничего, кроме меня и неё. Она потная и пахнет сексом, и я хочу, чтобы она пахла именно так.

Хочу, чтобы она пахла мной.

Чёрт, то, что я вижу в данный момент — волосы Пандоры с розовой прядью, разметавшиеся по подушке, её руки и ноги, которыми она обхватила меня — это так беспредельно идеально, что мне даже не хочется встать и пойти отлить.

Я хочу гораздо большего, я адски жадный мужчина. Жадный, до чёртиков, когда дело касается её. Тихо рычу и кусаю Пан за плечо, бормоча:

— Мне нужно пойти поговорить с Лео.

Она вздыхает, потягивается.

— О чём?

Смотрю на неё; Пандора — девушка-зажигалка, заводится с пол-оборота, и мне нравится, что она не даёт мне скучать.

— Расскажу позже, женщина. Прикройся, чтобы я, по крайней мере, мог отвлечься от твоих соблазнительных форм.

— Мне жарко, и я вспотела. Я не хочу укрываться.

Она стонет, и я утыкаюсь в её шею уже с собственным стоном.

— Я тоже не хочу вставать с этой кровати. — Теперь я прикусываю мягкую, нежную жилку на её горле. — Но чем скорее я поговорю с ним, тем скорее смогу вернуться сюда.

— Маккенна, — смеётся она, крепко обнимая меня за шею, — ты серьёзно уходишь сейчас?

— Да, — игриво шлёпаю её по заднице. — Но у меня на тебя большие планы.

— Брось! Останься. Сегодня вечером я хотела… — она смотрит на меня своими бездонными чёрными глазами, затем хмурится, как будто ей не нравится то, что она собиралась сказать. Её взгляд тяжелеет. — Я хочу, чтобы мы были друзьями, — говорит она наконец.

— Друзьями? — повторяю я.

— Да. Я хочу… — она настороженно садится, поправляет волосы. — Я хочу попытаться двигаться дальше, Маккенна.

— Ты хочешь от меня уйти?

Чёрт меня подери, но это совсем не то, что я хотел услышать. Тем не менее, мой голос звучит непринуждённо. Она бы никогда не догадалась о длине лезвия, которое, по моему ощущению, сейчас торчит у меня из живота.

— Нет, от прошлого, — говорит она.

— Вот как, — говорю я без всякой интонации.

Но я не могу его отпустить. Не могу отпустить прошлое. Как можно отпустить, когда всё, чего ты хочешь, — это повернуть время вспять и сделать другой выбор? И всё же Пандора выглядит такой полной надежд, как будто именно сейчас наступил момент, когда она наконец-то может жить более счастливой жизнью.

Не хочу говорить ей, что это не то, чего хочу я.

— У тебя нереально чумовые волосы. — Я дёргаю за прядь цвета сахарной ваты.

Она посылает мне