– Но... он же пропустил целый год. Потому и старше всех в классе.

– Эрику шестнадцать, Солнышко. И он не пропустил ни дня занятий – авария произошла во время летних каникул, несколько месяцев назад.

– Потому-то его родители и переехали – Эрик не мог пойти в старую школу, там знали, какие именно травмы он получил, ведь за рулём был его одноклассник.

– Родители забрали Эрика из больницы через несколько суток, когда его состояние чудесным образом стабилизировалось, и якобы увезли на лечение в Европу.

– Я даже догадываюсь о природе этого чуда, – пробормотала я.

– Да, – кивнул Дэн. – Но в больнице давать Эрику кровь было непросто. Пить он не мог, капельница – долго, а он всё же лежал в реанимации. Приходилось вливать кровь ему в вену просто шприцом. Тут нас выручала скорость – удавалось подгадать момент, когда медсестра отлучалась. В общем, не стану грузить тебя подробностями – нам удалось дать Эрику достаточно крови, чтобы стабилизировать его состояние, и при этом не раскрыть наш «метод лечения» перед медперсоналом. А потом мы просто держали его дома, сначала под капельницей, а потом он просто пил кровь, так гораздо быстрее. Но оставаться на старом месте было нельзя – слишком быстрое исцеление выглядело бы, по меньшей мере, подозрительно. Вот откуда новый город и новая школа.

– Тогда зачем эта сказка про последствия травмы?

– А зачем нужна твоя «анемия»? Ты ведь тоже здорова, верно, детка?

– Верно. Но мне нужно было как-то объяснять свою холодную кожу.

– А Эрику – скрывать его силу. Ты же видела её, он едва не прокололся в первый же день.

– Но он же объяснил, что качается... И он большой и мускулистый, так что никто не удивился. К тому же – вы сами говорили, что он ещё не переродился.

– Верно, – кивнул Дэн. – Но даже до перерождения наши дети крупнее, сильнее и быстрее обычных, человеческих. Причём заметно, слишком заметно. Конечно, по сравнению с нами, взрослыми, Эрик слаб, как котёнок, но по сравнению с людьми... Вот он и старается этого не показывать, а если он станет ходить на физкультуру, а тем более – окажется в спортивной команде, скрыть такое будет гораздо сложнее. Вот мы и придумали всю эту ситуацию с травмой головы. Внешне это не заметно, на глаз не определить, а отмазка замечательная.

– Пожалуй, – кивнула я, вспомнив, что в команду Эрика попытались зазвать в первый же день. – А зачем возраст прибавлять?

– Солнышко, скажи, разве Эрик выглядит на шестнадцать?

– Нет. И я тоже не выгляжу на свои годы, – улыбнулась я. – Забавно, мы все уменьшаем свой возраст, а Эрик – увеличивает.

– Скоро и он станет уменьшать. А пока лучше так. Ему осталось менее двух лет до обращения, и он резко начал набирать форму – кинулся в рост, обрастает мускулами.

– И, кстати, – ухмыльнулся Дэн, – он ни дня в жизни не качался. Всё и так прёт, без всяких тренировок.

– У нас примерно то же самое, – вступил в разговор Дуглас. – За год-два до обращения мы начинаем становиться... вот такими. Это нечто вроде сигнала, потому что такого точного возраста обращения, как у вас, у нас нет, разброс бывает до десяти лет. Но это происходит в уже взрослом возрасте, и после мы уже не меняемся. У вас же это происходит с подростками, которые потом ещё долго растут и взрослеют.

– Нас, помню, это больше всего поразило в Рэнди, – покачал головой Ричард. – Она была так похожа на нас, но, вместе с тем – именно в этом отличалась, продолжая расти после обращения. Про её крылья мы тогда ещё не знали.

– Но, даже несмотря на это – наши виды так похожи, – Фрэнк легонько поцеловал меня в волосы. – И пусть мы превращаемся в разных существ, суть одна – все мы являемся оборотнями в той или иной степени.

Хммм... Кстати об оборотнях... Я всё же решила проверить свою безумную теорию. Взглянув на лежащего рядом со мной щенка, я негромко произнесла:

– Малыш, хочешь шоколадку?

Щенок тут же повернул голову, а его взгляд направился точно на батончик, лежащий на диване, рядом со мной. Потом он поднял на меня взгляд и совершенно осознанно кивнул. Закрепим успех. Не делая ни единого жеста, я снова спросила:

– А, может, ты хочешь мюсли?

Голова собаки отчётливо мотнулась, после чего правая лапа указала на шоколадку.

– Собака понимает человеческую речь! – восхищённо присвистнул Роб. Все остальные, замерев, молча наблюдали за мной.

Я ещё раз взглянула на щенка – поднятые ушки, черные глазки, с интересом глядящие то на меня, то на шоколадку, абсолютное дружелюбие на мордашке и... всё ещё поджатый хвостик.

– Дуглас, ты не мог бы дать мне свою запасную футболку? – обратилась я к кузену. Того явно удивила моя просьба, но он, без вопросов, достал из рюкзака синюю футболку и протянул мне. Я показал её щенку.

– Хочешь?

Многократные кивки собаки невозможно было истолковать иначе как отчаянное: «ДА!!!» Мысленно улыбнувшись, поскольку моя невероятная теория находила всё больше подтверждений, я, под удивлёнными взглядами окружающих, натянула на щенка футболку, которая скрыла его целиком, вместе с задними лапами. Причём малыш помогал мне, просовывая голову и передние лапы в нужные отверстия, при этом явно стараясь не задеть мою раненную ногу. Расправив на нём футболку, я приготовилась ждать. Но долго ждать мне не пришлось – не успела я и глазом моргнуть, а на диване, рядом со мной, уже сидела кудрявая черноглазая девочка в огромной синей футболке.

28 октября 2020, среда, день третий

Раздался общий ошеломлённый вздох. Улыбаясь, я протянула девочке шоколадный батончик.

– Держи, малышка. Меня Ники зовут, а тебя?

– Я – Стейси, – ответила девочка и взяла шоколадку. – Спасибо. Но как ты догадалась?

– Действительно, как? – пробормотал Дэн.

– Твой хвостик, – пояснила я Стейси. – Собаки бывают очень умными, собаки могут понимать человеческую речь, но собаки не стесняются своей наготы.

– Ага, – доверительно шепнула Стейси, разворачивая батончик. – Вокруг столько мужчин, а я без трусиков. Я поэтому и обратиться раньше не могла – стеснялась.

– И в камере ты поэтому была в таком виде? – отходя от шока, спросил Фрэнк. – У тебя не было одежды?

– Одежда была, – покачала головой Стейси. – Но я знала, что как только стану человеком, меня убьют.

– Как ты узнала это, малышка? – присаживаясь перед девочкой на корточки, спросил Дэн.

– Я услышала. Когда я в облике собаки – мой слух становится намного острее. И нюх тоже. А вот вижу я в это время плохо. Зато от шерсти теплее и уютнее, поэтому я на ночь превращаюсь, раз уж тут всё равно знают – кто я. И однажды я уснула там, где меня исследовали, а проснулась уже тут. И услышала, как в коридоре кто-то на кого-то орёт: «Как я должен её пере... перепа...»