– Как я понимаю, та женщина… была… не просто твоей свидетельницей когда-то. Соболезную.

Курт глубоко и медленно перевел дыхание, лишь теперь обернувшись к охотникам, и, не ответив, оттолкнулся от стены плечом и двинулся вперед – к двум горожанам, которые только что выбежали из дома, прикрывая носы рукавами и явно спеша покинуть его как можно скорее, едва не столкнувшись в проходе с магистратскими дознавателями.

– Куда ты? – окликнула Нессель, вскочив со своего сиденья и догнав. – Зачем тебе туда?

– Я должен взглянуть, – тихо отозвался он. – Я должен увидеть, что они нашли.

– Быть может, как раз тебе это видеть и не стоит? – чуть слышно, сострадающе возразила она. – К чему это… Не надо.

– Надо, – твердо отозвался Курт, не сбавляя шага. – Я должен увидеть тело.

Нессель хотела сказать что-то еще, явно намереваясь заспорить, но лишь вздохнула и, отступив, осталась стоять позади; видимо, перспектива разглядывать или хотя бы просто увидеть обгорелые тела ее не слишком вдохновляла. Или же дело было в том, что она опасалась поджечь подол платья от еще не до конца потухших углей, устилавших пол внутри…

Курт резко остановился, медленно опустив взгляд под ноги и одновременно услышав, как что-то хрустнуло под подошвой сапога.

Он стоял в двух шагах от входа в дом, внутри бывшей проходной залы, а под ногами лежали черные, похожие на обсидиан, припорошенный инеем, крупные угли; тот, на который он только что наступил, еще дымился, и сквозь подошву ощущалось легкое тепло, уже угасающее, едва ощутимое. Над головой что-то потрескивало и дымилось, и снизу, от дотлевающих обломков, поднимался явственно ощутимый жар. Отчего-то сейчас это не заставило оцепенеть, тело не сковало льдом и в мыслях не возник образ всепожирающего пламени; отчего-то сейчас не чувствовалось ничего вовсе, будто он стоял посреди пустынной улицы и смотрел на сухую, утоптанную множеством ног землю или замусоренную мостовую.

Курт снова двинулся вперед, отстраненно слыша, как ломаются угли под сапогами; от каждого шага из-под подошв взметались облачка пепла и легкого серого дымка, а когда нога ступала на все еще слабо светящийся внутренним огнем уголек – тот придушенно и беспомощно шипел, погасая. Стена справа была покрыта мокрой полусмывшейся сажей, запах дыма и влажной копоти здесь был плотным и густым, и к ним примешивался другой – знакомый, узнаваемый, за много лет службы почти уже привычный…

То, что когда-то было человеком, он увидел в нескольких шагах от лестницы, а чуть дальше лежало второе тело, тоже обгоревшее почти до черноты.

– Ах ты ж мать твою… – послышался рядом свистящий полушепот Ван Алена, и охотник отступил назад, прикрыв нос рукавом. – Вот ведь черт…

Курт не ответил, молча подступив ближе к телу у лестницы, и, помедлив, присел подле него на корточки. Дух горелой плоти стал ближе и ощутимей, смешавшись с запахом сажи, дыма, разогретого камня, горячего воздуха; с потолка на локоть, зашипев на коже фельдрока, упал клочок горячего пепла, и Курт рассеянно смахнул его на пол, медленно, с невероятным усилием сдвинув, наконец, взгляд к тому, что прежде было человеческим лицом.

– И… что скажешь? – сдавленно спросил Ван Ален.

Голова мягко закружилась, и мир перед глазами поплыл, будто в бреду, будто он медленно погружался в ледяную, по-зимнему прозрачную воду и теперь смотрел на то, что было вокруг, из-под колеблющейся речной глади – видя и не видя…

Не видя лица перед собою – и вместе с тем видя во всех подробностях, отмечая всё, каждую мелочь, каждую черту…

– Молот Ведьм?

Ледяная вода давила на горло, едва давая дышать и не позволяя произнести ни звука…

«Есть точки, на которые можно надавить, – даже на тебя. Есть друзья, приятели, сослуживцы… – Если встанет такой выбор, на них можно закрыть глаза»…

Курт медленно сомкнул веки, переведя дыхание и чувствуя, как вместе с воздухом в легкие устремляется смрад гари, и снова открыл глаза, не отводя больше взгляда от того, что было напротив, рядом, на расстоянии протянутой руки.

Не отводить взгляда.

Не думать о том, на что он направлен.

Не думать о ненужном. Ненужное – лишнее.

Не чувствовать запаха горелых тел, тепла неостывших стен и ступеней.

Не чувствовать тепла…

Не чувствовать.

Это лишнее.

– Кое-что есть.

От того, как спокойно и отстраненно прозвучал собственный голос, почему-то стало холодно; на мгновение умолкнув, он продолжил, поведя рукой над телом:

– Видишь? Эта рана была нанесена при жизни. Ножевой удар. Хороший, сильный. Пробил брюшину, а также почти прорезал и сломал ребро – вот тут. И нож был хороший – широкий и остро заточенный.

– Такой? – уточнил охотник, поддев ногой что-то, лежащее подле второго тела; Курт обернулся, бросив взгляд на закопченное, испачканное сажей оружие, и медленно кивнул:

– Да, что-то вроде такого. Ее ранили и подожгли дом. Умерла она уже в огне, и умерла не от дыма, задохнувшись, а именно от огня.

– С чего ты взял? – неуверенно спросил Ван Ален, явно смущенный его спокойствием. – И с чего ты взял, что это вообще твоя графиня? Быть может, ей удалось выбраться и она сейчас у кого-то из соседей или…

– Нет, – оборвал Курт уверенно, и тот запнулся, умолкнув. – Это она. Вот это принадлежит ей, – он указал на лежащий в слое угля и пепла стальной гребень для волос с остатками потекшего серебра на нем. – И лицо. Оно сильно обезображено огнем, но я все равно узнаю его. Я его слишком хорошо знаю, да и… все остальное тоже. Что же до первого твоего вопроса – вот, посмотри: локти и колени распрямлены. Когда тело обгорает уже после смерти, они полусогнуты. Не знаю, отчего так происходит, но – поверь опыту. У обгорелых уже мертвых тел это наблюдается всегда, руки и ноги застывают в таком положении, если, разумеется, человек не связан так, что остается распрямленным. Она была без сознания или же попросту настолько ослаблена, что не могла шевелиться: тело лежит возле лестницы, а не у выхода. Будь она в силах и в себе – попыталась бы ползти к двери, а не ко второму этажу… А с этим что? – спросил он, поднявшись на ноги и развернувшись ко второму телу. – Нож был рядом с ним?

– Прямо возле руки, – не сразу отозвался Ван Ален, с усилием отведя взгляд в сторону. – И если судить по тем признакам, о которых ты сказал, этот сгорел уже мертвым.

Курт склонился над обугленными останками, всмотревшись; охотник рядом с ним шумно сглотнул, с трудом вдохнув сквозь прикрывавший лицо рукав, но на сей раз назад не отступил.

– Удар в горло, – констатировал Курт, распрямившись. – Края ран обгорели, но если присмотреться – их видно: четыре отверстия, удар нанесен чем-то острым, но без режущих краев… Это ее гребень.

– По крайней мере, она и его забрала с собой, – произнес Ван Ален тихо и, когда Курт распрямился, бросив на него пустой равнодушный взгляд, неловко пожал плечами: – Утешение так себе, понимаю… Слушай, Молот Ведьм, пока мы одни, хочу сказать. Ты это… Когда я насмехался над этой женщиной и над вами, и… Я и не думал, что между вами что-то и в самом деле есть. Я думал – слухи, сплетни, ничего более… Мне очень жаль, что так вышло.