Не вполне ясна и судьба предавшего Лемана радиста Барта. Судоплатов считал, что его имя Альберт, а автор очерка о прототипе Штирлица полагает, что Барта звали Ганс (а может быть, у радиста было двойное имя – Ганс Альберт?). Неизвестно, предал ли он Лемана сознательно или выдал сведения о нем под действием наркоза, на что намекает Шелленберг. В 1946 году англичане вряд ли стали бы выдавать советской стороне германского подданного, подозреваемого лишь в вынужденной двойной игре. Скорее можно предположить, что Барт добровольно вернулся в Москву, надеясь оправдаться. Ведь Судоплатов признает, что радиоигру с его участием на Лубянке очень быстро раскусили. Может быть, радист смог предупредить? И действительно ли он был расстрелян? Вероятно, окончательные ответы на эти и многие другие вопросы можно будет найти в архивах ФСБ и СВР, когда они станут более доступными для исследователей.

Юлиан Семенов очень внимательно читал мемуары Шелленберга. В результате пожилой немец инспектор Л. превратился в русского красавца средних лет штандартенфюрера Штирлица-Исаева. А добродушие дядюшки Вилли под пером писателя превратилось в добродушие папаши Мюллера. Но еще более существенную трансформацию претерпел немец-радист, предавший Лемана. В «Семнадцати мгновениях весны» он превратился… в русскую радистку Кэт, любимицу миллионов телезрителей. Правда, в романе и фильме Кэт выдает себя не во время операции, а при родах, начиная по-русски звать маму. Вопреки расхожему мнению, архивы советской разведки Юлиану Семенову не понадобились. Для создания замечательного, почти гениального образа Штирлица и других героев «Семнадцати мгновений весны» хватило знакомства с мемуарами бывшего шефа нацистской зарубежной разведки.

Слов нет, Вилли Леман был одним из наиболее ценных советских агентов в Германии. Однако даже его сведения никак не смогли прояснить вопрос о точной дате нападения Гитлера на Советский Союз. Хотя непосредственный начальник Лемана Шелленберг был информирован главой РСХА Гейдрихом об операции «Барбаросса» еще в марте 1941 года (до этого были лишь намеки на новую «евро-азиатскую» ориентацию Германии), подчиненные Шелленберга, в том числе и «Брайтенбах», узнали о предстоящем нападении лишь за три дня до его начала, когда уже ничего нельзя было изменить.

С началом Великой Отечественной войны связь с агентурой в Германии и других оккупированных странах Западной Европы Москве пришлось осуществлять исключительно по радио. Резидентуры оказались замкнуты на ограниченное число радиопередатчиков, которые были запеленгованы гестапо. В скором времени почти вся действующая агентура была провалена. 30 августа 1942 года схватили Шульце-Бойзена, а 3 августа – Харнака. Их радиопередатчики были провалены еще раньше, в декабре 1941 года и июне 42-го. К сожалению, ценной стратегической информации после начала советско-германской войны «Старшина» и «Корсиканец» передать уже не успели. Связь с ними была восстановлена только в декабре 41-го, но через несколько месяцев оборвалась навсегда.

То, что руководство разведки не позаботилось о налаживании устойчивой радиосвязи с агентурой в Германии на период советско-германской войны, не было простым следствием обычной советской безалаберности. В Москве всерьез рассчитывали разгромить Германию в ходе блицкрига. А в этом случае не беда, если на два-три месяца прервется поток стратегической информации из Берлина. Он с лихвой будет компенсирован данными войсковой разведки – показаниями многочисленных пленных и сведениями, почерпнутыми из трофейных документов. Вообще, в период наступления Красной армии (а иного сценария развития боевых действий Сталин до 22 июня 1941 не предполагал) значительно большее значение, чем глубокая закордонная разведка, приобретала разведывательная и диверсионная деятельность (вывод из строя средств связи и железнодорожных путей противника и захват стратегически важных мостов) непосредственно в прифронтовой полосе, впереди наступающих войск. С этой целью, в частности, забрасывались легионеры Людвика Свободы на территорию протектората Богемия и Моравия.

Напомню, что по плану от 15 мая 1941 года на территорию протектората советские войска должны были войти уже на 30-й день наступления. В докладе Гейдриха Гиммлеру о советской подрывной деятельности, датированном 10 июня 1941 года, с тревогой отмечалось: «Русская разведка развернула особенно интенсивную деятельность в восточных областях, в первую очередь в генерал-губернаторстве (оккупированной немцами Польше. – Б. С.) и протекторате… Сотрудник русского генерального консульства в Праге является главой русской шпионской организации, созданной ГПУ в протекторате. Русской разведкой были завербованы бывшие военнослужащие чешского легиона, сражавшиеся во время войны между Германией и Польшей на польской стороне и в большинстве случаев являвшиеся членами коммунистической партии Чехословакии. После поражения Польши они попали в плен к русским. В первую очередь этих людей обучили радиоделу, а затем отправляли в протекторат, снабдив поддельными документами… После вмешательства нашей полиции было арестовано более 60 русских агентов, а десяток подпольных радиопередатчиков конфискован (эта шпионская организация действовала совершенно независимо от подпольных организаций, работающих в протекторате под руководством Коминтерна)».

Активизировалась и советская разведка непосредственно в Германии. Как подчеркивалось в докладе Гейдриха, «в Берлине советник русского посольства и сотрудник ГПУ Кобулов тоже не бездействовал… Целью руководства русских шпионов в лице Кобулова и военного атташе генерала Тупикова со своим помощником полковником Скорняковым было создание в столице и во всех крупных городах Рейха сети подпольных радиостанций для передачи разведывательных сообщений».

Массовая заброска наскоро подготовленной советской агентуры должна была обеспечить проведение операции «Гроза» и очень напоминала заброску немцами агентуры на Восточном фронте в рамках операции «Цеппелин», о которой пойдет речь в одной из следующих глав. Предполагалось, что агентам придется работать лишь несколько недель или месяцев до подхода частей Красной армии. Они должны были оперативно поставлять информацию общего характера о передвижениях немецких войск. За счет преимущественного внимания к работе с агентурой «поля боя» поддержание в военный период связи с добывавшей более ценные сведения стратегической агентурой отошло на второй план. Только когда Красная армия в первые же недели начавшейся войны откатилась от границ Рейха на сотни километров, стали предпринимать экстренные меры для восстановления контакта с «Красной капеллой». Но было уже поздно. Спешка заставила пренебрегать правилами конспирации и привела к провалу наиболее ценных агентов. Массовая же агентура, засланная перед началом войны в Германию, Польшу и Чехию, была очень скоро обезврежена гестапо.

От «Старшины» и «Корсиканца» советская разведка не успела получить надежных данных о немецких планах кампании 1942 года. Пришлось основываться на донесениях фронтовой разведки и докладах военных советов фронтов. При этом Ставка Верховного Главнокомандования и Генеральный Штаб Красной армии значительно преувеличивали потери в людях и боевой технике, понесенные вермахтом в 1941 году. Желаемое, к несчастью, выдавалось за действительное.