Билли почувствовал, что сердце Реджинальда заколотилось, как дробь перепуганного дятла. Низкие, глухие звуки, почти шепот, сорвались с губ Реджинальда:

— «Бог»?.. Вы сказали… «Бог»?

— Да, — тихо ответила Бонни.

Он мягко отстранился от Билли, повернулся лицом к Бонни и положил ей руки на плечи; глаза его наполнились слезами.

— Это слово преследовало меня в ночных кошмарах, но я не мог вспомнить, что оно означает. Я пытался припомнить, и вроде на какую-то секунду я понимал его, но затем память покидала меня, и у меня осталось лишь слабое впечатление. Словно я голыми руками пытался ловить рыбу в стремительном потоке, но она вырывалась, и я чувствовал лишь, как ее хвост выскальзывает у меня из пальцев.

Реджинальд взял тонкую брошюру, которая называлась «Зал ожидания».

— Здесь есть и другие, такие как я. Я вижу это по их глазам. Когда я спрашивал их о Боге, то видел, как в глазах мелькала мгновенная искорка… — Он открыл первую страницу брошюры. — Вот. Это сочинение одной пожилой женщины, она принесла мне ее утром. — Он показал на стопку таких же брошюр на соседнем стуле. — У меня десятки таких, видимо, она приносит их мне каждый день. Во всяком случае, они гласят, что пророк предсказал появление короля и каждый, кто верит в это пророчество, должен идти в театр и дожидаться его. — Закрыв брошюру, он кинул ее на стол. — Когда я прочел эти страницы, я почувствовал ту же искру, которая блеснула во мне при вашем упоминании Бога. Я услышал песню сирены, которая звала меня присоединиться к тем сумасшедшим, что ждут в очереди. — Он снова запустил пальцы в волосы. — Все и так думают, что я сумасшедший, и я часто спрашивал себя: почему бы и мне не отправиться в театр? И кто же в самом деле сумасшедший — дурак, который сидит в темном театре, ожидая представления, которое никогда не начнется, или дурак, который совершенно счастлив, проводя день за днем в бесконечной монотонности, даже не замечая, что он переставляет коробку с болтами с полки на верстак — и проделывает это десятки тысяч раз за эти бесконечно повторяющиеся годы? — Он сел, закинув руки за голову, и сплел пальцы на затылке. — Какой бы путь я ни выбрал, все равно окажусь дураком.

Билли наклонился, чтобы посмотреть в глаза Реджинальду.

— Но вы будете величайшим дураком из всех, если король в самом деле придет, а вы так и будете сидеть здесь над старыми книгами и газетами.

Реджинальд развел руки:

— Но всей этой истории невозможно поверить! — Он снова взял брошюру и обратился к ее последней странице. — Видите ли, в соответствии со словами пророка — которого, должен заметить, слышали лишь несколько человек — этот король-спаситель откроет дверь в новый мир, и те, кто пройдут в нее, встретят величайшего короля, который и решит, обретут ли они вечный мир и покой. — Он ткнул в строчку на странице. — Но вот в этом-то и суть проблемы. Пророк говорит: «Каждый, кто последует за королем, должен отказаться от всех своих желаний и стать слугой короля». — Он снова отбросил брошюру, и она винтом пошла по столу. — Рабская зависимость — это не то спасение, которого я хотел, так почему я должен верить в историю, которая обещает возвращение цепей? Это просто бессмысленно.

Бонни взяла брошюру и открыла обложку:

— Служение — это не так плохо, если ваш хозяин честен и благороден.

— Совершенно верно, но… — Реджинальд прижал кулак к ладони и вжал его, словно загоняя ядро в ствол. — Я должен быть чем-то большим, чем зерном меж жерновов. Я не могу поверить, что у меня только два выхода — ежедневно страдать в этой крупорушке или подчиниться королю, который тоже будет молоть меня, как ему вздумается. В самом деле, чем такая подчиненность лучше, чем тянуть лямку в этом городишке? По крайней мере, у меня есть хоть тень надежды, что я могу… — Он сжал пальцами подбородок. — Но как мне этого добиться?

— Тем, что вы можете разрушить жернова, — сказал Билли. — Что вы сможете управлять ими.

— Вот именно! — Его лицо покраснело. — Что вы сказали?

— Я сказал: «Вы сможете управлять ими». Вы же не хотите, чтобы кто-то другой решал вашу судьбу.

Глаза Реджинальда сузились, а на скулах выступили багровые пятна.

— Но заслуживаю ли я ту же судьбу, что и все безмозглые роботы в этом городке? Если мне дано видеть сквозь завесу отчаяния, должен ли я стоять в той же очереди, что и те, которые не способны видеть дальше своего носа, — только для того, чтобы в конце очереди получить кольцо в этот самый нос? — Он хлопнул ладонью по столу. — Я не лемминг,[3]который прыгает в пропасть только потому, что его собратья сделали то же самое. Что они найдут на дне? Ничего, кроме мертвых леммингов.

Он открыл другую книгу, толстый том с пожелтевшими страницами плотного пергамента.

— Посмотрите. Это труд, который помогает мне сохранять здравомыслие и доказывает, что я не отсюда. — Он пролистал пергаментные страницы к самому началу. — Как видите, здесь есть несколько древних рун.

Упираясь руками в стол, Билли склонился над книгой:

— Мне доводилось видеть такие письмена. Это староанглийский, не так ли?

— Что-то вроде. Прикидывая, где разместить эту книгу, я открыл первую страницу. Она была пуста, и я предположил, что это какой-то журнал, путевой дневник, которым никто не удосужился воспользоваться, но внезапно, словно чудом, появились эти буквы. В глубине души я понимал, что они новые, что вчера я не делал ничего подобного. — Он перевернул страницу. — Я немедленно перевел эти слова на современный английский, веря, что этот текст на чистой странице — явный знак: я делаю что-то новое.

Приковавшись взглядом к пергаменту, Билли молча прочел эти слова:

Воитель верует в святую помощь света,

чей щедр источник. Но крепки запоры.

И ждут глаза — лучей, замки — ключей,

чтобы проникнуть сквозь покровы мрака.

Драконовым ключом откроются врата

великой истины, и белым станет око,

спасая силой света, обретая

утраченное, одаряя мудростью.

И свет пронзит сердца, воспламеняя души,

и жаркою волной целебного огня

сожжет отбросы грязи с чистой плоти

драконов, рыцарей и дам.

Коварным злом сильны чертоги тьмы.

Томятся пленники, нагие и слепые.

Их укрепит прозреньем и согреет

свет правды, отворив глухие двери.

У Билли заколотилось сердце. Это была та же самая поэма, что появилась в пещере, где он спасался от гибели в потоке. Каким образом слова с переводом одновременно появились в двух местах? Неужели его отец как-то обеспечил ему перевод? Это было бы слишком большим совпадением. Как это вообще могло случиться? Но какое иное может быть объяснение?

Он вытер лоб рукавом рубашки и еще раз тщательно вчитался в эти строки. Когда он в первый раз видел их, они означали не больше чем путь к спасению, но теперь в них звучала новая правда. Теперь они значили гораздо больше.