Абу снова зло сплюнул и сунул в рот пару долек обсыпанного сахаром лимона.

Допрашивать всех официантов? А их тут две смены — это ж всех собирать, каждому сопли на кулак наматывать, никто по доброй воле не сознается! А что, есть другой путь?

В глубине зала, возле ширмы, за которой расположена дверь в директорские помещения, показался Миша. Поймал взгляд хозяина и кивнул. Абу понял: экзекуция принесла свои плоды.

Конечно, вид голого жирного мужика, раскоряченного на диване мордой вниз и глухо взвывающего, приятным зрелищем назвать было нельзя. Однако сам виноват, что заслужил, то и поимел.

Жора, развалившись, сидел на стуле и потягивал из высокого стакана апельсиновый сок. Охранники с довольными рожами примостились на подоконниках. Хором, что ль, протянули? Нет, не похоже. Но Гегамчику сильно не повезло, у Жорки та еще волына! Потому так быстро и сдался армянин. А что сдался, было понятно по довольному кивку ухмылявшегося водителя.

— Порядок, Борис Михалыч, — заметил Миша, — под вашим Жоркой кто хошь расколется. Обещал все рассказать, что знает. Очко-то — жим-жим!

Гегам между тем лишь глухо и протяжно стонал. Жорка рывком за руку и за ногу ловко перекинул его с живота на спину. Постоял над ним, будто утверждая свою победу: вид поверженного и опозоренного Гегама, похоже, возвышал его в собственных глазах.

— Ну, я слушаю тебя, — сказал Абу, садясь вместо Жорки на стул.

Закрыв глаза обеими руками, словно страшась увидеть лица мучителей, Гегам стал говорить, как все происходило в тот день, когда приезжал Плешаков. Он ничего теперь не скрывал, но выходило так, что и нового для себя Абушахмин тоже не услышал. Ну, деньги проклятые, которые оставил в качестве задатка за будущие предательства Плешаков. О технике записи Гегам ничего не знал, и, следовательно, главный вопрос оставался по-прежнему открытым.

Можно было, конечно, поставить на хор и младшего брата, но Гегам клялся всеми святыми, памятью родителей, что Артур тоже ничего не знает. Жаль, потому что предательство все равно будет наказано. В назидание другим.

Весь кабак действительно не перетрясешь и раком не поставишь, хотя и надо бы. Но страх эти молодцы должны почувствовать. И твердую руку нового хозяина. Абу уже подумывал о том, что дом этот «русский», он русским и доход должен приносить. А то армяшки какие-то! В общем, с этим вопросом покончено. Виталий наверняка не будет ничего иметь против того человека, которого назовет Абу. И ему есть кого назвать.

— Миша, — сказал он, — мы поехали, не будем больше терять времени. А ты останься, дождись Артура и завершай дело, понял?

— Там, во дворе, — охранник кивнул за окно, — их машина…

— Ну вот, ты сам все и понял. Наших тебе тут достаточно.

Абушахмин с водителем и охранником проследовал через зал к выходу и сделал рукой «привет» швейцару. Кто считал, сколько народу приехало? Да никто! Приехали и — уехали, и никому дела нет до того, кто это были…

Плох был бы Сергей Сергеевич Матюшкин, если бы, отпустив Игнатова, поверил хотя бы одному его слову. Все прошлое Александра Дмитриевича указывало на то, что никакого доверия заслуживать он не может. Ярость же — плохой советчик. А покинул кабинет директора Федерального агентства генерал Игнатов явно не в себе, как ни маскировался растерянным и сломленным. Таких людей никогда не воспитывал КГБ, да он бы и дня не продержался на прежней своей службе.

Наружное наблюдение за генералом Игнатовым было поручено оперативникам из спецподразделения агентства, которые получали задания лично от самого директора. Перед ним и отчитывались.

Игнатов, как было доложено вскоре, прямиком рванул на Арбат. Вскоре, по сообщениям оперативников, туда же прибыли Западинский и Абушахмин.

И Матюшкин дал команду немедленно подключить систему спецподслушки. Специалисты Западинского, прибывшие со своими «акулами» и прочей прибористикой, рассчитанной на выявление прослушивающих и подсматривающих систем, против новейших американских разработок, примененных Матюшкиным, были бессильны. И волна тотальной проверки быстро улеглась. А когда все закончилось, по сигналу, переданному из ресторана одним из оперативников, эксперт, сидящий в машине, припаркованной недалеко от входа в ресторан, надел наушники и включил свою аппаратуру. После короткой настройки заработало записывающее устройство.

Спустя примерно полчаса Матюшкину доставили первую часть записи. Прослушав ее, генерал-полковник побагровел и связался со старшим опергруппы.

— Как у тебя обстановка?

— У них усиленная охрана. Допуск в ресторан практически прекращен. На дверях — «спецобслуживание». Наших всех поперли, вместе с другими посетителями разумеется. Но запись идет нормально. Там такое, товарищ генерал-полковник! — оперативник даже присвистнул, но тут же поправился: — Прошу прощения.

— Можешь не извиняться, я уже прослушал начало. Значит, сильно мешаю я им?

— Так точно.

— Я еду к вам, — решительно заявил Матюшкин, вставляя кассету с записью в компактный магнитофон и кладя его в карман.

Все мог бы представить себе Матюшкин, любой мат услышать из уст подчиненного, — а как еще мужики способны реагировать, если их душит ярость! — но то, что услышал, окончательно вывело его из себя. Тут ни о каких трех месяцах и речи быть не могло! Записанное на пленке — достаточный повод для ареста этого мерзавца, явно перепутавшего служебные обязанности с откровенным криминалом. И это ему не пройдет…

Он еще не окончательно решил, как будет действовать, но то, что Игнатов должен быть немедленно взят под стражу, сомнений не вызывало. Сколько там народу, возле этих «Арбатских встреч»? Пять-шесть оперативников? Достаточно. Вот и будет последний разговор — жесткий и прямой, без всяких околичностей и жалоб на сердечную недостаточность…

Двери ресторана были закрыты изнутри и плотно занавешены.

Матюшкин, решивший лично возглавить оперативную группу, подошел и нажал кнопку вызова швейцара. Но там царила полная тишина. Никто за дверьми не показывался. Оперативники, уже экипировавшиеся соответствующим образом, то есть в бронежилетах и с «каштанами» в руках, проявляли нетерпение. Наконец после нескольких безуспешных попыток привлечь к себе внимание они увидели появившегося за стеклом швейцара, который удивленно уставился на них, а затем отрицательно покачал головой и ткнул пальцем в табличку, на которой была надпись: «Свободных мест нет». Это было расценено как хулиганство. Ему тут же предъявили пистолет-пулемет и знаками показали, что через мгновение ни от стекла, ни от него самого ничего не останется.

Швейцар на этот мимический приказ сделал многозначительное лицо и… пропал. Но через короткое время шторки раздвинулись, а на месте швейцара появился человек в белом пиджаке, который стал возиться с замком. Что-то у него не получалось, то ли ключ не подходил, то ли еще что, но похоже было, что он просто тянул время.

— Служебный выход под контролем? — на всякий случай спросил Матюшкин, хотя мог бы этого и не делать: его оперативники хорошо знали свое дело. Старший лишь кивнул.