«— Короче! — услышал Игнатов свой собственный голос. — Вы чего детский сад устраиваете? Зачем мы здесь? Давайте по делу. И ваш базар мне не нужен, у меня тоже собственных забот хватает. В чем ты меня обвиняешь, Виталий Борисович? Меня, который тебя человеком сделал, а?

— Ну только не надо, не стоит, Сан Дмитрич, не бери на себя лишнего! А то не дотащишь. Что когда-то было, давно прошло. Вместе с нашими партбилетами. А вот нынче я хотел бы от своих партнеров полной отдачи! Стопроцентного вклада — во всех смыслах! Рано еще изображать из себя благополучных рантье, стригущих купоны. Не доросли, господа!

— Слышь, Игнатов, а чего этот пуп со своей блядью, совсем охренел, что ли? Ты его в малолетстве часто харил у себя на Лубянке?..»

— Пока достаточно? — учтиво спросил Матюшкин, глядя в побагровевшее лицо Игнатова. — Голоса узнаете? Западинский, Абушахмин — известный уголовник, генерал Игнатов… Подходящая компания. Так что будем делать, Александр Дмитриевич?

Игнатов молчал, глядя в стол.

— Вы сами напишете рапорт или будем передавать материалы, а у меня их за последнее время скопилось немало, в службу собственной безопасности?

— Чистосердечно? — поднял наконец глаза Игнатов.

Матюшкин пожал плечами:

— Не уверен, будет ли толк. Впрочем… послушаю.

Матюшкину и в голову не приходило, что проблема может решиться с такой легкостью. Ну, поупрямится Игнатов, даже слезу прольет, неискреннюю, конечно, попробует покаяться, упрашивать станет, хотя против таких аргументов — увы, не попрешь.

— Каюсь, товарищ генерал-полковник, бес попутал. Думал к старости деньжат подкопить, здоровье-то и в самом деле неважное…

— Значит, рапорт? — жестко спросил Матюшкин.

— Да мне б хоть до конца года, товарищ генерал-полковник, честью клянусь, разорву все отношения. Самому так гадко…

«Чего тут до конца года-то, — прикинул Матюшкин, — три, по сути, месяца…» А с другой стороны, взять да уволить генерала, начальника управления — для этого веские основания нужны. Как наверху еще посмотрят. Черт с ним! Позору не оберешься. Пусть до конца года. Но рапорт напишет сегодня. А вот число проставим, когда придет время…

Против такого решения директора Федерального агентства Игнатов не возражал, даже поблагодарил за снисходительность к его человеческой слабости.

И пошел дослуживать. А его рапорт остался на столе Матюшкина.

Вечером Александр Дмитриевич устроил в ресторане «Арбатские встречи» настоящий профессиональный шмон. Уж если в «Русском доме», где все заранее и тщательно проверили, их все равно облапошили, словно сосунков, то тут вообще никакого доверия быть не может.

Генерал был не просто зол, он был разъярен и всю свою ярость немедленно обрушил на головы спешно прибывших Западинского и Абу. Удар, нанесенный Матюшкиным, был действительно под дых. Но здесь, как ни старались, как ни обнюхивали стены сотрудники Западинского, ничего предосудительного так и не нашли — ни глазков телекамер, ни «жучков», ни «клопов», ни какой-то иной мерзопакостной живности. Чисто было. Что и позволило партнерам немного сбросить пар, успокоиться.

Сели в своем закрытом кабинете, и генерал потребовал водки. Много водки. Напряжение нуждалось в существенной разрядке.

Когда немного отпустило, Игнатов заявил, что в отношении Матюшкина необходимо немедленно принимать кардинальное решение. Компромат, который у него имеется на всю троицу, подобен бомбе замедленного действия, но поистине убойной силы. Поэтому тянуть нельзя.

К сказанному генералом Западинский добавил факт потрясающей наглости Плешакова во время гражданской панихиды. И, естественно, тут же возник вопрос: нет ли связи между двумя этими действиями, не желание ли это противника перейти в решительное наступление? Но тогда получалось, что Матюшкин и Плешаков действуют единым фронтом, а разве подобное возможно?

Если возможно, то, значит, все трое партнеров могут быть уже давно у них на крючке. При этом особенно важно теперь знать, каким объемом информации владеет противник.

Но самым главным оставался тот вопрос, на который пока никто из троих не мог ответить: каким образом их тайные переговоры стали доступны Матюшкину? То, что этот хитрый лис следил за своим подчиненным, стало уже фактом. Но почему же он только теперь предпринял решительные действия? И то, получается, не очень и решительные. Все-таки предложил подать рапорт, хотя при этом пригрозил и службой собственной безопасности. Последнее было бы гораздо хуже, ну просто из рук вон плохо! Однако же не настоял, а предоставил выбор. О чем это может говорить?

Сам старый и опытный интриган, Игнатов искал ясность в поступке начальника. И в конце концов пришел к тому, что Матюшкину было очень невыгодно раздувать его, игнатовское, дело. А невыгодно, скорее всего, оттого, что он и сам крепко замешан в чем-то подобном. Связь с Плешаковым вроде бы ставила все на свои места. Правда, догадка нуждалась в жесткой проверке. Но на собственные силы и кадры Игнатов теперь абсолютно рассчитывать уже не мог. Где-то был сбой, кто-то продал, проверка займет слишком много дорогого сейчас времени. А действовать надо немедленно и решительно. В последнем никто из троих не сомневался.

Самый трезвый из них, Абу, заявил, что у него появились сомнения относительно опекаемых им армян из «Русского дома» и что он собирается проверить, каким образом к Матюшкину попала запись их разговора.

Западинский, уже сообразив, какие крупные неприятности может принести делу публикация пусть даже в какой-нибудь и «вшивой» газетенке, не говоря о каналах Ти-ви-си, записи «задушевной беседы» телемагната, генерала госбезопасности и вора в законе, немедленно пожелал Борису Михайловичу успехов в его расследовании. Он и сам не заметил, что едва ли не впервые уважительно назвал по имени-отчеству своего жестокого и, чего скрывать, абсолютно беспринципного подельника. Лишь после усмехнулся мысленно: права классика — ради пользы дела заключишь договор даже с дьяволом…

Добавил свою толику и Абу. Как было заранее обговорено, его братва во время похорон должна была контролировать ту часть кладбища, где находилась процессия. А после завершения церемонии погребения очистить место, чтобы туда мог подойти Вадим с охраной и кинуть горстку земли, если теперь уже не в могилу, то хотя бы на могильный холмик. В этом не смог отказать Западинский парню, от которого требовалась постоянная собранность и готовность работать до полного изнеможения. Надо иногда идти на небольшие уступки, чтобы не потерять случайно гораздо большего.

Ну и оцепила, по существу, братва кладбище. Оделись попроще, чтоб сойти за ритуальную службу. Смотрели за теми, кто старался проявить излишнее любопытство, кто выглядел подозрительно: будто не на похороны пришел, а с какими-то иными, непонятными целями. Да таких-то, в общем, и не было, поэтому наблюдали больше на всякий случай. О чем и докладывали бригадиру, который сидел в джипе на автостоянке, у входа в крематорий.