— Проснулись, — услышал он откуда-то сзади, — вот и хорошо, вот и хорошо, — басовитый тон и как-то странно выговариваемые слова сначала не понимались им как обращение непосредственно в его адрес, и он никак не мог понять, откуда исходят эти звуки.

— А где профессор? — спросил он хрипло, еще не зная, к кому обращается.

— А…а, второй… — голос как-то осекся и после паузы он услышал:

— Замерз.

Аполлон Иванович закрыл глаза, он вспомнил, что благодаря Кварку ему удалось уйти из зоны и судьба оставила его в живых.

— Где замерз? — не сразу спросил он.

— Он старый, болел, наверное. Рядом с вами и замерз, — услышал он в ответ.

Аполлон Иванович снова задремал и проснулся уже когда неизвестный сидел на лежаке рядом с ним, с кружкой, и басовито приговаривал:

— Надо это выпить, надо выпить. Это вас поднимет. Обязательно, — и, приподняв голову Аполлона Ивановича, поднес кружку к его губам.

Жидкость горьковатая, чуть с кислинкой, провалилась в пустой желудок, и внутри постепенно потеплело. Теперь, при свете догорающих углей в печи, он разглядел незнакомца. Темная лохматая борода и усы скрывали еще не старое, но в морщинках лицо с ясными серыми глазами. Глаза незнакомца Аполлону Ивановичу понравились. Они выражали какое-то доброе участие и внушали ему спокойствие и уверенность, что самое страшное испытание позади.

— Кто вы? — спросил он.

— Я такой как вы. Вам не надо много говорить. Поправляйтесь, — ответил незнакомец, укрыл Аполлона Ивановича какой-то шкурой и вышел наружу.

Аполлон Иванович задремал, мысли его путались:

— Профессор погиб. Незнакомец такой, как я. Я где-то лежу. Я жив. Где Венера Петровна? Что она знает обо мне? Кто я? Я еще Лазер или уже нет?

Сон, крепкий сон одолел его, и он впервые за эти месяцы уснул без нервного напряжения и постоянной настороженности. Сколько он проспал, определить он не мог. В оконце прорвался луч солнца и осветил крохотное жилье лесного человека. Все говорило о том, что здесь уже несколько лет обретается в трудах и заботах отшельник со своим укладом и распорядком.

Через два дня Аполлон Иванович начал понемногу вставать с постели. Ему повезло, он поморозил, и то не сильно, только пальцы ног и нос. Все это пока что болело, но примочки и какие-то неизвестные ему мази понемногу лечили его раны. Хозяин избушки поведал ему свою историю, как давно, лет десять тому назад, он тоже ушел из зоны один. Долго плутал по дебрям, наткнулся на заброшенную охотниками избушку и зазимовал в этом месте. Да так и остался жить отшельником. Вне зоны у него ничего и никого не было. Да и куда здесь идти — на многие километры сплошные леса. Здешнюю жизнь он кое-как обустроил и ни о чём не жалеет.

Аполлон Иванович слушал его и одновременно грустил и радовался. Не наткнись он на отшельника, пропал бы бесследно, а с другой стороны, провести остаток дней своих здесь его никак не радовало. Отшельник имел имя, да почти забыл его. В зоне его звали «Ботаник». Так они и договорились называть друг друга — Лазер и Ботаник. Аполлон Иванович иногда называл Ботаника чуть покороче — Ботя, и Боте это нравилось. Ботя утром сообщил Аполлону Ивановичу, что сегодня вечером у них будет праздник — Новый год. Вечером в избушке появилась маленькая елка, украшенная шишками сосны и ели. На грубом из полубревен столе возлежала праздничная еда: жареные грибы, немного вяленой рыбы и сушеных ягод. Этот Новый год Аполлон Иванович снова встретил без шампанского.

* * *

Уютный зал со столом на шесть персон и роскошной елью в углу располагал к спокойному, неспешному празднику без суеты и лишнего шума. Гости почти все прибыли одновременно: Венера Петровна с Элеонорой, супружеская пара, уже оба в годах, и молодой человек, идеально одетый, со светскими манерами. Он появился позже всех, высокий, с тонкими чертами лица, лет под пятьдесят. Мягким, бархатным взглядом он окинул присутствующих и подошел к Элеоноре. Целуя ей ручку, спокойно, чуть растягивая слова, произнес:

— Лапочка ты наша. Ты нынче очень хороша.

— А это наша очаровательная отшельница, — он приблизился и элегантно приложился к руке Венеры Петровны.

Нежно обнявшись, с троекратными поцелуями с супружеской парой, он по-простому и как-то даже сухо пожал руку молодому человеку.

— Что ж, друзья, прошу к столу. У нас море дел, надо подытожить прошлое, коротенько, осталось всего-то полчаса.

Радушно улыбаясь, он, как хозяин, жестом пригласил гостей, заняв место в центре стола. Молодой человек помог дамам и оказался рядом с Венерой Петровной.

— Предлагаю первый тост за процветание нашей родины, за нас с вами, — произнес элегантный хозяин.

Молодой человек наполнил бокалы. Все встали — праздник начался.

Если сказать, что стол был шикарным, то этого определения явно было недостаточно. В наличии имелись такие яства, которые Венера Петровна видела и пробовала впервые и о которых ранее даже никогда не слышала. В течение получаса прозвучали тосты и здравицы за Правительство, которое трудится на благо, за ветеранов, опыт передающих, за молодежь, надежду нашу, и, конечно, за присутствующих дам. Ровно в полночь выпили по бокалу шампанского за текущее счастье в текущем году. Затем начались танцы. Венера Петровна по очереди танцевала со всеми мужчинами. Молодой человек оказался референтом хозяина. Супружеская пара его родителями, а Элеонора, Эля — так хозяин ее называл, являлась подопечной дамой его сердца. Танцуя с Венерой Петровной, он ненавязчиво завел разговор о ее работе, о ее приятной внешности и, так болтая на фоне взаимных комплиментов, как-то незаметно они перешли на «ты». Он попросил разрешения называть ее «Веня» — это ее взволновало и поразило, так называл ее Аполлон Иванович, но уже через минуту, улыбаясь, они называли друг друга «Веня» и «Саша», его звали Александр Александрович. Праздник продолжался далеко за полночь. Расходились немного усталые, но веселые и довольные приятным общением. Прощаясь, все троекратно расцеловались, даже молодой человек позволил себе расслабиться и поцеловал ее в щеку. Александр Александрович, провожая Элю и Венеру Петровну, после поцелуев предложил им почаще его навещать:

— А что, милые дамы? Приезжайте-ка ко мне, одинокому, за город. Да вот, в ближайший выходной. Буду очень рад. Отдохнем как следует.

Провожая Венеру Петровну, Элеонора как-то жестко сказала:

— Имей в виду, Стрекоза, Сан Саныч мой и больше ничей.

* * *

— Надо его похоронить, — сказал Аполлон Иванович когда праздничный ужин подходил к концу. Ботя кивнул головой:

— Я накрыл его ветками. Сейчас зима. Весной,