Третья годовщина того дня пришлась на субботу, когда проходил съезд поставщиков канцелярских товаров.

Блядь. Я точно помню тот момент, когда столкнулся с Чарли, как подумал, что от нее захватывает дух, как она излучает радость. Я помню, что вел себя с ней как придурок, когда она попросила сфотографировать её. Зная, что она страдала несмотря на внешнюю жизнерадостность мне хочется ударить себя по лицу.

— Где я вел себя как придурком по отношению к тебе, когда фотографировал? — Спрашиваю я, закипая от гнева.

Она нежно улыбается и, должно быть, замечает, как я расстроен, потому что протягивает руку и крепко сжимает мою ладонь. Это незначительный жест, но он удивительно успокаивает меня.

— Да, но знаете, хоть все началось не очень, Вы помогли открыть новую страницу в моей жизни. Вам удалось превратить печальный день в счастливый, даже не подозревая об этом.

— Лучше бы я не был таким придурком, — признаюсь я. — Я был зол на своего временного помощника за то, что он организовал короткую встречу в нелепое время. Я сорвался на тебе.

— Все уже забыто, — говорит она с полуулыбкой. Она замолкает, чтобы собраться с мыслями, а затем говорит: — Когда я была маленькой, моя бабушка всегда разрешала мне переодеваться в ее свадебное платье. Я говорила ей, что однажды она увидит, как я пойду в нем к алтарю.

— Черт. — Я качаю головой и прислоняюсь к изголовью кровати, не уверенный, что смогу спокойно выслушать эту историю. — На тебе было ее платье, верно?

Она кивает.

— Мы сдали его в химчистку и подшили по моей фигуре. Простое, красивое платье, без лишних изысков. Шелковое платье с низким вырезом не свойственным ее поколению — она всегда нарушала правила — с пуговичками на спине и не длинным шлейфом. Оно потрясающее, и я не могла представить себя ни в чем другом, кроме этого платья. Когда моя бабушка увидела меня в нем, она залилась слезами радости. Я никогда не видела такого выражения на ее лице. Для меня это было важно.

— А ты не смогла пойти в нем к алтарю.

Она кивает.

— Нет. Это было, мягко говоря, опустошительно. Я задвинула этот день на задворки сознания и не обращалась к тем чувствам до этой недели, когда бабушка заговорила о том, что вряд ли теперь увидит, как я пойду к алтарю в ее платье. Слыша печаль в ее голосе, — губы Чарли дрожат, а в глазах стоят слезы, — моё сердце разрывалось на части. — Ее голос дрожал, когда она вытирала слезы. — Простите меня. Я не хотела плакать перед Вами.

— Не извиняйся, — говорю я, желая потянуться к ней, снова обнять, погладить её по спине, но не двигаюсь. Я остаюсь на месте, зная свои границы. — Когда ты говоришь об этом, у меня разрывается сердце, не могу представить, через что ты прошла.

— Это было нелегко. Все равно что разрушить мечты, которые были у нас с тех пор, как я себя помню. Когда она в последний раз видела меня в своем платье… Я безудержно рыдала. И теперь она считает, что это единственное воспоминание, которое останется у нее до конца жизни.

— Черт, мне очень жаль, Чарли.

Она снова вытирает глаза.

— Спасибо. — Она делает глубокий вдох и пытается улыбнуться, но получается в лучшем случае неубедительно. — Поэтому мне было необходимо немного отвлечься, понимаете? И мне очень жаль, что я оставила Вас без помощника, Рэт. Этого больше не повторится. Ее недоговорки насчет болезни, ее комментарии… Мне нужно было время, чтобы пережить эту мысль, которая, возможно, покажется кому-то глупой, но это была мечта, которая, по словам моей бабушки, не сбудется.

В этот момент раздается стук в дверь, и она приоткрывается. Ее бабушка просовывает голову внутрь и, когда видит меня, сидящим на кровати Чарли, ее лицо озаряется.

— Рэт, я не знала, что ты приехал в гости.

— Бабушка, тебе нужно отдохнуть, — говорит Чарли, вставая с кровати и подходя к ней.

Ее бабушка машет рукой.

— Хватит суетиться вокруг меня. У нас гости. — Она улыбается и говорит: — Надеюсь, я вам не помешала.

— Просто едим китайскую еду. Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, тоже вставая.

— О, прекрасно, прекрасно. Почему бы вам не перенести еду на обеденный стол, и мы могли бы перекусить все вместе? Кажется, я видела там и выпечку.

Мы берем свои тарелки и напитки и идем на кухню, где бабушка готовит себе маленькую тарелку.

— Рэт обожает выпечку, — говорит Чарли, которая хорошо мне знакома. — Его любимое — лимонный дениш.

— О, я обожаю лимонный вкус, — говорит бабушка, усаживаясь за стол. — Сейчас это не самый популярный вкус. Я не замечала, чтобы молодые люди любили его.

— Мама привила мне любовь к лимону. — Я пожимаю плечами. — Я ем практически все, что содержит лимон, но больше всего мне нравится дениш.

— Мужчина, который любит сладкое и у которого такая улыбка, как у тебя, смертельно опасен.

Чарли закатывает глаза и толкает бабушку.

— Может, хватит клеиться к Рэту?

— Не проси ее прекращать, — говорю я. — Мне нравятся комплименты.

— Конечно же, нравится.

А затем она улыбается своей прекрасной улыбкой, и простите, что говорю как Брэм, но мое сердце наполняется радостью. Не видеть ее всю неделю, а потом увидеть ее такой грустной… было очень неправильно. Ее улыбка… ни с чем несравнима.

* * *

— Ятзи (прим. пер.: Ятзи (англ. Yahtzee) — азартная игра в кости), — говорю я, вскидывая руки в воздух, когда на кубике выпадает пять.

Чарли стонет, а её бабушка бросает ручку.

— Как это возможно? У тебя четыре «Ятзи», это неслыханно.

Я дую на кончики пальцев и говорю:

— Все дело в мастерстве рук, дамы.

— Вы жульничали. — Чарли указывает на меня пальцем. — И когда я узнаю, как Вам это удалось, Вы пойдете ко дну, Уэстин.

— Да? И что ты собираешься делать? — Спрашиваю я, наслаждаясь неожиданным и интересным днем.

Когда я попытался уйти после того, как мы поели, бабушка Чарли схватила меня за руку и отвела к полке с настольными играм, где велела выбрать несколько. До сих пор мы играли в «Жизнь», в которой я победил, в «Монополию», в которой я также доминировал, и теперь в «Ятзи», в которой оказался тоже лидером.

— Вам ведь известно, кто готовит для Вас смузи? В следующий раз я добавлю побольше капусты, так что Вам придется проглатывать один толстый ломтик капусты.

— Ты этого не сделаешь.

— О, я так и сделаю, — оживленно говорит Чарли. — Я нашинкую в Ваш смузи капусту, а сверху посыплю