— Ваш младший племянник постарался. Тот, который сейчас в КПЗ. Выпотрошил все драгоценности и деньги заодно.

— Сколько еще сослуживцев осталось?

— Двое.

— Говори адреса.

— Ребята, не принимайте меня за наводчицу, — миролюбиво произнесла я.

В мою голову был тут же нацелен пистолет.

— Стреляй, — спокойно произнесла я. — Тогда ты точно ничего не узнаешь.

— Может, отрезать ей руку? — предложил мужик с еловой рощей вместо бровей. — Сразу заговорит.

— Зачем такие сложности? — развел руками дядя Вова. — Зальем кровью комнату, и куда потом девать конечность? В мусорный ящик не выбросишь — ее тут же найдут и поднимут шум. Есть другое, более действенное средство. Любимый инструмент Гоши.

— Я понял! — хохотнул мужик с выступающей челюстью. — Сейчас приду!

Мы стали прикидывать в уме, что же это за средство такое — дыба, испанский сапог или кое-что из арсеналов КГБ?

Через пару минут мы узнали. Гоша вернулся в комнату с… паяльной лампой.

Пламя с шумом вырывалось из горелки: у основания — синее, а самый кончик огненной струи был желто-красным.

— Вы что, с ума сошли? — воскликнула я.

А Галина заплакала, бросившись мне на плечо.

Не знаю, что лично для меня было лучше — быть с отрезанной рукой или сожженной живьем. Наверное, первое не так страшно.

— Вы поняли, что творится? Которая будет первой?

Я отстранила Галину от себя.

— Никто не будет первой. Записывайте адреса.

Паяльная лампа потухла. Гоша поставил ее в углу комнаты.

— Я запомню, — сказал дядя Вова. — Говори.

— Игорь Владимирович Сизанов. Новокузнецкая, сорок, квартира три.

— Это недалеко отсюда, на одной улице. Еще что?

— Владимир Сергеевич Чернышев. Тулупная, пять, квартира восемь.

— Запомнил. — Дядя Вова повернулся к своим дружкам. — Поехали.

— Что же нам теперь с девками делать? Кончать их надо.

— Пусть пока посидят, не протухнут. Отсюда им никуда не деться. Нужно еще проверить информацию.

— Но им надо что-то жрать!

— Обойдутся, — произнес мужик с косматыми бровями.

Я решила ввязаться в разговор:

— Единственное, что нам понадобится, так это что-то типа туалета.

— Тебе сюда парашу доставить, что ли? — возмутился дядя Вова.

— Что вы. Вполне достаточно будет принести какое-нибудь ведро. Ненужное вам.

— Обойдутся, — произнес тот же мужик, что вещал несколько секунд назад, двигая бровастыми стожками. — Кончить их здесь же, не отходя от кассы.

— Сначала купи цемент! — строго произнес дядя Вова. — Кончай базар, пора за работу. Десять штук в баксах, есть из-за чего начать рискованную игру.

— Удачи вам, — сказала я.

Все четверо медленно повернулись к нам.

— Что ты сказала?..

Я пожала плечами:

— Ничего, просто пожелала вам удачи.

Бандюги смотрели на меня глазами каннибалов, которые хотят есть, но людоедский закон велит им подождать полдня.

— Если ты приготовила нам наколку, то пожалеешь об этом. Умирать будешь тяжело и медленно.

— Никаких наколок, — сказала я. — Просто у меня есть одна просьба перед смертью.

Мужик с неправильным прикусом усмехнулся:

— У тебя есть просьбы? Оригинально. Говори, посмеемся вместе.

— Когда найдете деньги, скажите, у кого они были.

— Зачем тебе это?

— Умирать будет легче. Так что, скажете?

Бандюга кивнул:

— Скажем. Нам не жалко.

Нам принесли ведро, изнутри покрытое каким-то ржавым налетом, и швырнули его к скамье.

— Пользуйтесь.

Нас тщательно заперли и даже выключили свет. Выключатель был внутри, а вот рубильник…

— Оставьте освещение! — возмутилась я, тарабаня в дверь. — Вам что, жалко, что ли?

— Пошла ты на хрен! — послышалось из-за двери.

Быдло невоспитанное.

— Ну, в самом деле! Одна лампочка всего, пусть светит!

Дверь снова открылась.

Бандюги стали ругаться между собой. Двое орали, что не фига нам оставлять свет, потому что кандидатам в покойники свет вообще не нужен, а за свет придется платить хозяевам подвала. Двое других, наоборот, увещевали товарищей, парируя тем, что без света двое девок поднимут вой на всю округу и тем самым привлекут внимание всех и вся. Среди последних был дядя Вова, великий гуманист. Он продолжал упиваться своей победой, то есть мыслью о том, как ловко он провел нас, заманив в подвал к своим сообщникам. Теперь он был готов к великодушному поступку по отношению к нам.

Короче, свет мы отвоевали. В самом деле, не куковать же в полной темноте, готовясь к самому худшему.

Мы остались одни. Я прислушивалась к тому, как щелкают засовы в коридоре подвала. Сколько там дверей, наверное, не сосчитать. Как в Версале…

— Что будем делать? — спросила Галина. — Нас заперли надежно.

— Вы поразительно догадливы, девушка, — произнесла я, прохаживаясь по комнате. — Нас заперли очень надежно, со знанием дела. Этот подвал хранит много криминальных тайн. Бьюсь об заклад, здесь умерло немало разных людей. И хороших, и плохих. У ребят почерк один — нож в шею и в цемент. На дне Волги камней много — одним больше, одним меньше. Я тебя не сильно напугала?

Под звуки собственного голоса я потихоньку действовала. Сняла левый ботинок, достала отмычки и попыталась открыть внутренний замок. Замок открылся, а дверь не поддалась.

Галина сидела сама не своя.

— Если честно, напугала.

— Ничего, — сказала я. — Привыкнешь. Знаешь, как в Российской армии делают обкатку молодых солдат? Сажают их в окоп, а сверху проходит танк. Или БМП…

— Что это такое — БМП?

— Боевая машина пехоты. Для солдат этот аттракцион безопасен, горстка-другая пыли сыпанет за воротник — и все. Вопрос в психологии. Не всякий выдерживает такую психологическую нагрузку. Зато потом, когда все позади, солдат приобретает опыт: если танк прокатится над тобой, то это не значит, что он тебя придавит своей массой. С того момента ему будет не страшно. Вот так и ты, Галина: когда пропустишь через себя, что не так страшно, когда бандиты запирают тебя в подвале, то и жить станет легче.

Я прошлась по комнате и обратила внимание, что бетонный пол имел неравномерный цвет. Несколько кусков выглядели так, будто их заливали раствором в разное время.