– Хотя б-бы за-зажжем с п-помощью эт-того. Согреемся, – промычал он.

– Вон там, – сотрясаясь от лютого холода, сказал я. – Шпалы валяются. Давайте принесем их.

Мы бросились через железную дорогу к штабелю, устроенному метрах в трехстах от нашего нынешнего лагеря и укрытому плотным одеялом снега.

– Лишь бы не железобетонные! – с надеждой произнес Санька, забираясь на сугроб.

Мы глянули на парня и начали истерично смеяться, понимая, что если шпалы и в самом деле окажутся бетонными, то мы попросту замерзнем.

Но они, к всеобщей радости, оказались деревянными.

– Давай верхнюю! Санька, сталкивай! – засуетились все.

– Наука, давай бери с того края, я здесь возьму! – крикнул я, стаскивая тяжелый брус. – Санька, ты с Радио – вот эту хватайте. Далеко таскать не будем, расположимся рядом, чтобы дрова под рукой были.

Таскать шпалы – занятие, от которого уж точно согреешься. Пока разбили смерзшиеся в один кусок бруски и стащили четыре штуки вниз – вспотели.

Разжигать костер прямо на путях посчитали глупой затеей – дорога шла по возвышенности, которая продувалась сквозняком и хорошо просматривалась. Нас могли заметить звери… или люди. Поэтому мы спустились с пригорка вниз, в небольшую впадину под холмом, где нас никто не мог увидеть.

Выстукивая причудливые трели зубами, подошли Порох, Бугай и Алик. Видя наши довольные раскрасневшиеся лица, без особого энтузиазма начали нам помогать, но как только втянулись, почувствовали, как кипит в теле кровь, с двойным воодушевлением принялись за дело.

Костер сложили «колодцем»: две шпалы на земле, еще две – поверху, вдоль. В центр уложили штакетины, которые раздобыл Радио. С помощью зажигалки и пары десятков ругательств запалили дрова. Пританцовывая, словно дикари перед охотой, вокруг костра, начали ждать, когда тот разгорится.

Занявшееся пламя с охотой взялось за толстые брусья и уже через двадцать минут пожирало нижний ряд «колодца».

* * *

К утру просохла одежда. Хоть и воняло от неё креозотом, но всё же теперь она была сухой и держала тепло тела, что перевешивало её маленький «ароматный» недостаток. Я успел вздремнуть пару часов, поэтому чувствовал себя вполне сносно, ощущая, как многострадальное мое тело отзывается благодарностью за небольшой отдых.

Наука быстро определился с маршрутом, и мы выдвинулись на рассвете. Повезло с погодой. Потеплело, выглянуло солнце.

Первое время шли по железнодорожному пути. Потом, километра через три, найдя пологий спуск, прошли по нему, в сторону призрачных от грязно-белого утреннего тумана разрушенных строений. Этой дорогой я еще никогда не ходил, поэтому внимательно смотрел по сторонам, одновременно слушая прерывистые фразы нашего провожатого.

– Уже недолго осталось, – подбадривая нас, говорил Наука, выбираясь из очередного сугроба. – Возьмем чуток западнее, обойдем низину, там снега меньше.

– Эй, слышь?.. – начал возмущаться Порох, но ученый, предугадав его вопрос, тут же ответил:

– Так даже быстрее. Не волнуйся. Срежем пару километров. И идти легче будет.

Бандит одобрительно кивнул.

– Там деревенька стоит по пути…

Порох вновь нахмурил брови.

– Какая еще деревенька?

– Абсолютно безобидная, – поспешил успокоить его учёный. – Ни солдат, ни группировок – все свои. Колхозники. Блокпост называется. Они нас не тронут.

– Я сам кого хошь тронуть могу! – рассмеялся Порох. – Так трону, что мало не покажется.

Я едва заметно метнул взгляд на Науку. Тот быстро подмигнул в ответ.

– Блокпост? – задумчиво произнес главарь. – Знаю такую, ничего интересного. Ладно, пойдем через нее. Может, чего и перекусить удастся раздобыть.

* * *

Мы зашли в поселок, и первое, что бросилось в глаза, было запустение. Отталкивающий вид безлюдных улиц невольно заставил насторожиться. Блокпост являлся хоть и небольшим поселком, но народу тут всегда хватало: и торговцы артефактами, нудно рекламирующие дешевые безделушки, выдавая их за редчайшие ценности, и хмурые молчаливые кочевники, и простые работяги, ищущие быстрый заработок.

А теперь не было никого.

Знакомая улица стала какой-то чужой. Многие строения сохранились в своем первозданном обличье, но вид у них теперь был мрачный и явно нежилой. У дома слева двери были настежь открыты – в такой-то холод?! В хибаре справа были выбиты окна. Дым из труб не шел. И ни души.

– А почему нас не встречают? – произнес Радио, опасливо оглядываясь.

– Похоже, до нас тут уже кто-то побывал, – тихо ответил Бугай. – Кто-то, кто нам знаком.

– Мертвецы, – в один голос произнесли мы с Санькой и переглянулись.

– Они самые, – подтвердил Бугай, растирая покрасневший от холода нос. – Вот следы, к каждому дому ведут.

Я присмотрелся. Отпечатки ног – босых ног – и в самом деле виднелись на снегу. Шли плотным потоком, наступая друг другу на пятки, от дома к дому. Но мозаика все равно не складывалась в одну картину.

– Они никого не сожрали – крови нигде нет.

– Угу, – пробубнил боец, задумчиво почесывая подбородок. – И это странно. Радио, Алик, давайте вперед, на разведку.

Те нехотя повиновались. Мы остались ждать.

Парни обогнули улицу, вернулись ни с чем.

– Деревня пуста.

Эта фраза заставила меня покрыться холодным потом. Я ведь прекрасно знал, что совсем рядом стоит до боли знакомый домик, где живут мать и младший брат.

Невольно я рванул вперед. Но Порох резко остановил меня, крепко – так, что затрещали швы на куртке, – схватил за ворот клешней.

– Далеко собрался?!

«Ну что, Леха, – произнес в голове издевательский голос. – Ты хотел попасть в Блокпост. И вот ты тут. Что теперь? Что дальше?»

Ни себе, ни Пороху я не ответил – просто не знал ответа. Словно онемел. Всей душой онемел. Ни звуков, ни мыслей.

И стоял бы я, как языческий идол, еще долго, если бы не Наука. Он шмыгнул ко мне, не шевеля губами, совсем тихо произнес над самым ухом:

– Слышал же – никого нет. Это не значит, что все мертвы. Не дергайся. Что-нибудь придумаем. Потом, позже.

Я нехотя кивнул. Мы двинули дальше.

Первые снежинки скатились с темного, затянутого грязными тучами неба именно в тот момент, когда мы миновали добрую половину деревни и вышли на центральную площадь. Когда-то – еще до Судного дня – это место звалось иначе. Еще осталось в людской памяти слово «элеватор», смысл которого уже начинал блекнуть, и мало кто мог теперь рассказать, что оно означает. А название, потеряв прежний смысл, так и закрепилось за этим местом, обозначая центр Блокпоста. Жители устраивали тут что-то вроде рыночной площади. Приходили поторговаться, необходимым запастись, себя показать, перепродать чего.