— Ступай, сынок, и ничего не бойся. Именем Всевышнего отпускаю тебе все твои грехи…

Артур долго смотрел на Маэля, наконец взял его меч и отнёс в кузницу.

— Сделайте так, чтобы никто не смог пользоваться этим клинком, — сурово сказал он.

Кузнецы понимающе кивнули и принялись за дело. Через несколько минут меч, раскалённый в печи, лёг на наковальню и под звонкими ударами молотов стал изгибаться, теряя свою форму, и вскоре превратился в нечто безобразное, не имеющее никакого отношения к оружию. Только по сохранившейся рукояти можно было угадать, что это когда-то было мечом Маэля. Артур кивнул и вернулся к гробу.

— Теперь ты можешь не беспокоиться. Твоё оружие не попадёт никому в руки, мой вечный друг, — сказал Человек-Медведь и положил изуродованный клинок на грудь покойника.

Бубны и флейты звучали до глубокой ночи. Поминальная трапеза затянулась до утра. Когда двор опустел, Артур, увидев стоявшего поблизости Мерддина, рявкнул, ударив кулаком по столу:

— Я сам разыщу Мордреда. Я хочу раздавить его. Хочу услышать, как будут хрустеть хрящи и кости этого бешеного волчонка.

— Не твоё это дело, государь. У тебя есть задачи поважнее. Отправь за Мордредом молодых воинов. Только пусть не ради мести ищут его, а для наведения порядка на нашей земле.

— Не ради мести? Учитель, как я могу простить этому негодяю смерть моего лучшего и самого преданного мне человека? Разве поймёт меня кто-нибудь, если я прощу?

Мерддин мягко положил руку на плечо Артура.

— А ты умеешь прощать?

— Не всех… Не каждого… Некоторых… Но Мордреда я убью. Клянусь, я не оставлю его в покое.

— Артур, почему ты считаешь, что смерть Маэля есть что-то особенное? Разве он не был воином? Разве не ты воспитал в нём отвагу и любовь к сражениям? Разве не ты учил его смотреть смерти прямо в глаза и не страшиться её? Разве не ты сделал его таким, каким он стал?

— Куда ты клонишь?

— Он вёл жизнь воина. Смерть ему к лицу. Было бы странно, если бы он дожил до глубокой старости. Он умер честно и гордо. Он заслужил громкую и долгую память. Что же печалит тебя?

— Я хочу умыться кровью Мордреда.

— Не он повинен в гибели Маэля, — твёрдо проговорил друид. — Привыкай смотреть шире, государь. Маэль воевал, как воюют тысячи других, и погиб с оружием в руках. О такой смерти мечтает каждый воин. О нём будут сложены песни. Ты должен радоваться, а не печалиться.

— Прежде мне не приходилось слышать от тебя подобных слов.

— Прежде ты не нуждался в них…

* * *

Гвиневера потемнела лицом. Казалось, что ежедневно она состаривалась на целый год. Мерддин беседовал с ней подолгу, но жена Артура не находила сил, чтобы совладать со своим горем. Она была убеждена, что теперь впереди ничего нет, что Маэль украл её жизнь.

— Я признаю, что согрешила, святой отец, — шептала Гвиневера, склонившись перед старцем. — Однако я согрешила по любви. Я согрешила с человеком, которому отдала своё сердце. И вот он умер. Как же мне жить без сердца?

— Дочь моя, мне радостно слышать, что ты стала говорить искренне. Поверь, только через искренность мы обретём истину. Только через искренность мы придём к Господу.

— К сожалению, искренность не даёт мне успокоения.

— Тебе надобно лишь успокоить твою страсть. Маэль — источник твоей страсти. Он не крал твоего сердца, он увлёк твоё тело.

— Разве я не любила его? Святой отец, неужто я могла отдаться ему, не любя?

— Что есть любовь?

— Любовь?.. — Гвиневера запнулась.

— Любовь есть истина.

— Не так сказано в Писании, — возразила она.

— Спаситель сказал: «Я есть любовь», — уточнил её друид. — Но он не сказал, что любить надо только Его. Он имел в виду, что любовь и есть спасение. Однако ты не любишь, коли позволяешь себе гибнуть из-за потерянного мужчины. Любовь — это радость, это свет, это жизнь.

— Не понимаю…

Она не понимала и продолжала терзать себя.

И день изо дня она стояла перед окном и смотрела в ту сторону, где находилась могила Маэля. За несколько недель Гвиневера довела себя почти до безумия, и никто не мог справиться с её повредившейся психикой. Она стояла и смотрела в окно, она видела Маэля, поднимавшегося из гроба, видела, как он приближался к её окну, мягко ступая по облакам, протягивал к ней руки и манил за собой.

Однажды она впала в горячку и в бреду бормотала невнятно:

— Он зовёт меня на скалу… Я пойду… Я готова броситься оттуда…

Едва она произнесла те слова, как в комнату вошёл Мерддин. Кикфа, старушка-прислужница, не отходившая от Гвиневеры ни на шаг, рассказывала позже, что друид появился бесшумно, словно соткавшись из воздуха. Она точно знала, что Мерддин отправился рано утром в крепость у Вороньих Ключей, сама видела, как он выезжал в сопровождении пятнадцати человек. И вот могущественный друид стоял возле ложа Гвиневеры. Кикфа остолбенела, таращась на старика. Она много была наслышана о его чудесных способностях, но самой воочию не доводилось видеть. Теперь же Мерддин возник из ниоткуда прямо в двух шагах от неё.

— Кикфа, сходи и немедленно позови сюда отца Герайнта, — властно проговорил друид. — Пусть захватит Священное Писание и молится здесь, возле ложа нашей госпожи.

Служанка попятилась, не отрывая взора от Мерддина, и никак не могла отворить дверь. Она толкала её и толкала, но дверь не поддавалась. Друид медленно повернулся к женщине и нахмурился. Кикфе показалось, что в его глазах вспыхнул огонь, жар которого она ощутила даже на расстоянии. В ту же секунду дверь распахнулась, будто кто-то сильно надавил на неё.

— Ступай, — сказал Мерддин.

Кикфа шмыгнула в коридор и громко затопала по лестнице.

— Гвиневера, — Мерддин положил руку на бледный лоб девушки, — забудь обо всём, что было на той горе, где вы прятались с Маэлем.

Старик приблизил своё лицо к лицу Гвиневеры, его взлохмаченная седая борода коснулась её губ. Жена Артура что-то произнесла одними губами, но слышно было лишь жалобное постанывание. Длинные узловатые пальцы друида нарисовали что-то невидимое на лбу девушки.

— Я попираю установленные правила, вторгаясь таким образом в твою жизнь, — гулко произнёс Мерддин, — но я обязан помочь Артуру. Твоя страсть губит всё, что я сделал, Гвиневера. Забудь же о Маэле, забудь о своём бессмысленном беспокойстве. Вернись к Артуру. Великий государь ждёт тебя, он нуждается в твоей любви…

Мерддин выпрямился и, постояв несколько минут неподвижно, вдруг взвихрил воздух длинными своими руками. Всё пространство комнаты пришло в движение. Пламя масляных светильников запрыгало, обезумев. Стены шевельнулись, задышали, как грудь разгорячённого бегуна, свет из крохотного окошка ринулся внутрь и тут же метнулся обратно, утягивая за собой воздух, коим было наполнено помещение.