– Так пойдёт?

– Да.

Мисс Люггер раскашлялась, передавая деньги, и едва не рассыпала мелочь. Но хозяин по-прежнему молчал, даже тогда, когда она, сунув свёрток с четвертинкой сыра под мышку, направилась к выходу на заплетающихся ногах. Наперерез ей метнулся тощий кот с шерстью светло-медового цвета, зашипел и выгнул спину. Но мисс Люггер отпихнула его ногой и шагнула через порог – в злую вьюгу.

Путь домой показался невероятно длинным. Она даже не запомнила, как вернулась, отперла дверь и вошла, как разделась и легла в постель. Но, когда очнулась ночью, то на губах был горьковатый привкус лекарства, а печь в комнате дышала сухим жаром.

– Засыпай, – приказал негромко, но властно полузнакомый голос. – Ещё рано.

– Кто. – прошептала мисс Люггер, поднимаясь на локте, и наконец-то разглядела его – впервые за пятнадцать лет.

Он был очень высок и худ; когда-то, вероятно, светловолос, но ныне, скорее, сед. Черты его лица были очень приятными, хотя и слегка резковатыми: такого человека никогда не назовут «смазливым», но и для исключительно «мужественной красоты» он слишком напоминал андрогина. Щёки и лоб у него были в саже, как у мальчишки, дорвавшегося до игры в дымоходе, а глаза пылали солнечным золотом.

И мисс Люггер сразу всё поняла.

– Это был ты, – выдохнула она недоверчиво. – Тот старик, потом мальчик с пирогом. Кто ещё? Девушка, которая купила настойку для парикмахера? Кот? Мистер Майер?

Он засмеялся и надавил ей на плечи, заставляя вновь улечься в постель:

– Нет. Не Майер – точно. Спи, Лидия Люггер. Ты ещё не здорова.

– Пшёл прочь! – рявкнула вдруг она с такой ненавистью, какой сама от себя не ожидала. – Не нужны мне твои… твоя.

Слёзы вскипели на глазах. Всё оказалось ложью, все светлые моменты, которые трепетно хранила память, когда незнакомцы вдруг помогали ей в самый нужный момент.

«Чужая, – колотилось у неё в висках. – Симон был прав, я чужая здесь».

Прилив завертел её – и потащил к острым рифам.

Мисс Люггер сама не поняла, как оказалась на улице – в одном летнем платье, в туфлях на босу ногу. В руке она сжимала тот самый билет. Дата и время теперь были видны так чётко, словно только напечатанные: канун Рождества, три часа ночи.

«Сегодня».

Едва переставляя немеющие ноги, мисс Люггер побрела наугад, не особенно надеясь отыскать Вокзальную площадь. Поезда в Форесте не ходили.

А на чужаков всем было плевать.

Вьюга бросалась на неё, как ревнивая старуха, пытаясь выцарапать глаза. Откуда-то справа и сверху бил настырный жёлтый свет; «Луна», – успела подумать мисс Люггер, заваливаясь в сугроб, и тут же возразила сама себе: да какая же луна в такую погоду.

И в этот самый момент навязчивое бормотание вьюги перекрыл долгий, протяжный гудок поезда.

Тут же брусчатка взбрыкнула и выгнулась уступом, создавая длинную ровную платформу. Под снегом проклюнулись рельсы, и мгновенно поросли голубоватым вьюнком, пышным клевером и красноватыми веточками тимьяна. Небо расчистилось, точно кто-то огромный разом сдул облака с города.

К станции медленно и плавно причалил старинный поезд, величавый и стремительный, будто корабль под парусом.

Мисс Люггер поднялась на ноги, чувствуя странную лёгкость, и шагнула на подножку. Затем протянула билет в чёрную пустоту тамбура. Билет приняли две руки в белых перчатках, а затем знакомый голос произнёс:

– С прибытием, Лидия Люггер. А я уже думал, что ты не придёшь.

Его она узнала сразу.

– Симон.

– Проводник, – улыбнулся он, прикоснувшись к козырьку фуражки. – Идём. Ты едва не опоздала.

Симон проводил её в купе, а затем принёс большую пузатую чашку с травяным чаем. Под потолком кружились золотистые искры, и это оказался единственный источник света, колдовского и неверного. Мисс Люггер сделала маленький глоток и уставилась в окно; оно было затянуто изморозью, и всё, что можно было разглядеть за ним – непроглядная темень и цепочка огоньков.

– Чего ты хочешь, мисс Люггер, Морская Малютка? – произнёс Симон, глядя на неё. В дверях стоял ещё один не-человек, одновременно похожий и непохожий на него. Но стоило прозвучать тихому «Уилл, не сейчас», как он исчез.

– Уехать, – резко откликнулась мисс Люггер. – Далеко-далеко. И никогда не возвращаться.

Симон только покачал головой.

– А на самом деле?

Он перегнулся через откидной столик и приложил ладонь к стеклу, затем медленно провёл слева направо. Изморозь плавилась от горячего прикосновения. И там, в маленьком оттаявшем окошке, окружённом белым ореолом инея, виден был пустой вокзал в Форесте. На платформе сидел человек в потрёпанном пальто, скорее седой, нежели светловолосый. Время от времени он глядел на часы, а затем замирал вновь – волшебное изваяние в призрачном свете фонаря.

«Ждёт меня», – подумала мисс Люггер.

Чай уже почти не горчил.

Она представила себе долгие странствия, без причины и цели; дальние страны, волшебные города, океан – да, безбрежный океан, где на горизонте волны встречаются с небом.

Без цели.

Без цели…

– Так чего же ты хочешь, Лидия Люггер? – повторил Симон, улыбаясь.

– Быть нужной, – прошептала она, упираясь лбом в заиндевевшее стекло. – Быть нужной и никогда не оставаться одной.

Симон Ландфрид вышел из купе.

Лидия Люггер закрыла глаза и выбрала себе новое имя.

…Поезд прибывал точно в срок и отправлялся по расписанию – таковы были правила. Когда Шасс-Маре[1] сошла на перрон, прижимая к себе увесистый саквояж, она не надеялась увидеть кого-то из знакомых.

Однако её ждали.

– Долго же ты.

В волосах у него прибавилось седины, а на лице – пятен сажи. Однако взгляд сиял ярче прежнего – бледным золотом, солнечным золотом, и Шасс-Маре знала, что теперь у неё такие же глаза.

Она глубоко вздохнула, оглядела площадь – и наконец позволила себе улыбнуться:

– Я вернулась.

Вестовой застал меня врасплох. Я только-только натянул для примерки новые сапоги, щегольские, из отличной кожи, задорно лязгающие коваными подметками. Цаплей вышагивал по избе, никак не мог налюбоваться на собственные ноги. Изготовил мне сапоги кудесник Прошка из второго эскадрона в обмен на серебряный брегет с гравировкою. Посреди примерки и вышагиваний по избе взад-вперед и раздался требовательный стук в дверь.