— Сел на своего любимого конька, — проворчал с интересом читавший Флориан.

«Я прогнал Элрика. Хотя в прошлом он и имел печальный опыт общения со смертными, но моя Мириам другая. Нельзя судить о цветущем саде по нескольким сорнякам.

Итак, я отрекся от своего рода, от своих корней, но в моем сердце нет места грусти. Чем была моя жизнь до встречи с Мириам? Пустотой. И бесконечной скукой.

Наша с Мириам дочь появится на свет в месяц сулимэ, в день Восхождения Луны, как и подобает истинной таурэтари. Родись она в Исил Наллэ, в ней бы проснулся мой дар, но мы не властны над написанной богами судьбой».

— День Восхождения Луны — это еще что такое? — спросила я единорога.

— По летоисчислению смертных это 14 марта.

— Все верно, — кивнула я. — Я родилась в этот день.

«В час иволги ко мне пришла Идриль. Она была встревожена и сказала, что отец замыслил ужасное — он нанял наемников, чтобы убить мою Мириам. Если я хочу спасти ее, то должен поторопиться. Я знаю, где отец хранит венец. И я один знаю о его тайных свойствах. Для отца это просто очередная безделушка, которая тешит его тщеславие. Для нас с Мириам — возможность навсегда спрятаться от моего отца, потому что черные алмазы сказали мне, что могут скрыть того, кто не хочет быть обнаруженным, а Мириам очень привязана к своей земле».

Мы с Флорианом быстро переглянулись.

— Лаирасул еще и камни слышал? Ого! А я всего лишь ветками бросаюсь, и то не всегда попадаю в цель, — обиженно протянула я.

Посмотрев в дневник, я поняла, что эта запись была последней. Я тупо уставилась в огонь, пытаясь переварить полученную информацию.

— Где мой отец, Флориан? Что с ним случилось?

— Понятия не имею. Это же твой отец. Да и меня больше интересует гномий венец. Куда твой папаша его запрятал?

Я встала и принялась нарезать круги вокруг костра, рассуждая вслух:

— И почему моя мама ни словом не обмолвилась о Лаирасуле? Я ведь спрашивала ее о том, кто мой настоящий отец.

— И каких сказок она тебе наплела?

Я хмуро посмотрела на единорога. Он все также сидел, сложив длинные ноги, и изредка помахивал хвостом.

— Никаких. Она лишь говорила, что это было самое лучшее, что случалось с ней в жизни. И советовала никогда не выходить замуж без любви.

— Послушная дочь, — съязвил единорог.

— Она вышла замуж за Генри, когда мне было десять, и выглядела вполне довольной.

— Женщины очень коварны. И неважно эльфийка она или смертная, — уверенно вставил Флориан. — Да и ты фрукт из той же корзины. В Элрика не влюблена, а замуж за него вышла.

Я отмахнулась от единорога, продолжая стаптывать траву. В лесу стояла поразительная тишина. Вот только мне спокойно вовсе не было. Я напряженно размышляла, скользя взглядом по сторонам. Лаирасул, моя мама, дневник, рисунки, венец, дневник, лунные эльфы, Генри, Исилендил, красный в отблесках пламени дневник Красный, как кровь, как маки

Под красными маками встретимся вновь,

Сильнее, чем смерть, наша любовь.

Я замерла и со всей силы хлопнула себя рукой по лбу.

— Ой, больно наверное, — встрял Флориан.

— Ну конечно! — вскрикнула я и начала лихорадочно рассказывать: — На земле, принадлежащей нам, есть небольшой участок, отведенный под кладбище. На нем пять могил. В двух родители моей мамы, они умерли еще до моего рождения. В третьей — мама, в четвертой — мой отчим. А вот пятая безымянная. Я как-то спросила маму, кто лежит в этой могиле, а она сказала, что там умерший за любовь. Я спросила ее: «А разве можно умереть за любовь?» Она ответила, что можно, если весь мир против. Я ничего не поняла, да и мама сильно расстроилась и остаток дня проплакала. Больше я никогда этот разговор не заводила. Но, сколько я себя помню, на безымянной могиле всегда росли маки. Всегда. Даже зимой. Мой отец, Лаирасул, мертв, Флориан. И, кажется, я знаю, где искать венец.

— Ты настолько безумна, что собираешься раскопать могилу? — пробормотал мне в волосы Флориан.

— Посмотрим, — ответила, стараясь унять озноб от такой перспективы.

Мы стояли на краю леса. Из-за деревьев я видела свой дом, озаренный лунным светом, с призывно горящим окнами главной комнаты. Дом, в котором я выросла, в котором мы с мамой провели столько беззаботных дней и были по-настоящему счастливы. А теперь в нем хозяйничает чужак, подлый вор, из-за которого я не могу вернуться под защиту родных стен. Во мне поднялась волна злости. И хотя Лаирасул ясно написал в дневнике, что его сила была бесполезна в мире смертных, я не теряла надежды попробовать свою. Вдруг сила полукровки имеет бо́льшую власть?

— Видимо, ты действительно неравнодушна к Элрику, — подначил единорог. — Да настолько, что готова ради него потревожить мертвеца. А я думал, что про такую любовь только в стихах можно прочитать.

— Эльфы не сделали мне ничего плохого, я не хочу, чтобы Норин уничтожил Лоссэ Таурэ. Ты видел гномов? Это же прирожденные убийцы, — вполголоса сказала я, гипнотизируя взглядом дом. — А ты вместо язвительных реплик мог бы мне помочь.

— Я же объяснил, что не смогу покинуть лес. Он меня не выпустит. А даже если бы и смог, на живого единорога сбежались бы посмотреть из соседних деревень. Точнее, это сначала бы они смотрели, а потом подняли меня на вилы, чтобы продать шкуру, а за рог устроили бы настоящий бой, ведь всем известно, что рог единорога — Флориан резко осекся и замолчал.

— А? Что там с твоим рогом?

— Он очень ценный, — буркнул Флориан.

— До рассвета пара часов, никто бы тебя даже не заметил. К тому же твоя шкура настолько черна, что даже сейчас я тебя еле-еле различаю.

— А чего мы вообще ждем?

— Ждем, когда Маркус заснет.

— А как же собаки? Он разве не выпускает их на ночь?

— Они обычно спят в доме, в его ногах.

— Посмотри-ка, кажется, он уходит, — сказал Флориан, но я уже и сама увидела, как погас свет в окнах, а дверь скрипнула, выпуская человека в окружении трех рослых собак. — Куда это он ночью собрался?

— Понятия не имею, может, подружку завел. Но так даже лучше. Я смогу пробраться в дом и взять пару маминых вещей, если Маркус еще не все их растащил.

Силуэт Маркуса растворился в ночи. О его удалении от дома рассказал приветственный лай соседских псов.

— Найди венец и сразу возвращайся, — Флориан ткнулся мордой мне в щеку. — Я не смогу помочь тебе, как в Исил Наллэ.

— Усыпить Идриль и разозлить лунных эльфов — это ты называешь помощью? — фыркнула я.

— Неблагодарность — худшая черта смертных, — обиженно протянул единорог.

— Зато здравомыслие — лучшая, — парировала я. — Ладно, я пошла.