– И это так ужасно?

– Вероятно, нет. Но всем нам иногда не мешает выслушать кого-то, кто может предостеречь об ошибке. Мистер Сомерсет не годится вам в мужья, так же как и вы ему в жены. Вы просто исполнены благодарности, поэтому и решили – будете во всем согласны с его мнением, не скажете ни одного неприятного слова.

Лиззи испугалась. Откуда он знает? Как смог почувствовать крошечные уколы совести, отравляющие ей отношения со Стюартом, – цена, которую Лиззи приходится платить, притворяясь безупречной?

– Похоже, вы думали о моем браке куда больше меня самой.

– Не исключено, – серьезно ответил Марсден. Сердце Лиззи снова ушло в пятки.

– Потому что вы изучаете человеческую натуру? – спросила она наигранно-веселым тоном.

– Потому что...

Марсден замолчал.

– Потому что? – Лиззи молила Бога, чтобы голос не выдал ни ее любопытства, ни ее волнения.

Марсден забрал у нее том Дебретта и начал сосредоточенно перебирать страницы, словно выискивая нужную.

– Помните свой вопрос про мюзик-холл? – спросил он, не глядя на девушку.

– И что?

– Я никогда не посещал мюзик-холл. Ни разу в жизни. Всегда интересовался лишь симфоническими концертами.

Лиззи показалось, что она услышала артиллерийский залп где-то вдалеке. От смысла его слов заломило барабанные перепонки.

– В тот раз в Париже мадам Белло надеялась соблазнить меня живой картиной двух ласкающих друг друга обнаженных женщин. Если бы все пошло согласно ее плану, я бы к вам присоединился.

- Но...

Он сунул ей в руки том «Пэров и баронетов», открытый на странице, посвященной графам Уайденам. У них было одно из предыдущих изданий Дебретта, которое увидело свет, когда был еще жив седьмой граф. В качестве наследников титула значились пятеро сыновей. Она немедленно отыскала четвертого в списке. Его имя было вовсе не Уильям.

«Ты помнишь скандал из-за мистера Марсдена, второго из младших сыновей покойного графа Уайдена?» Не Жоржетта ошиблась в своем ответе. Это Лиззи задала неточный вопрос.

– Вы думаете о моем брате Мэтью, – сказал мистер Марсден. – Он четвертый сын, я – средний. Я покинул дом, потому что мне претило решение отца отказаться от Мэтью, который был слишком юн и наивен, чтобы жить одному.

– Почему вы не сказали раньше?

Например, когда она впервые затронула эту тему. Ей было бы стыдно тогда, но сейчас Лиззи была пристыжена и десять раз сильнее. Она пыталась взять над ним верх, обвинив в грехах, которые он никогда не совершал, – какой позор!

– Я подумал – вы отнесетесь ко мне с меньшей подозрительностью, – ответил он, – если будете считать, что меня привлекает исключительно мюзик-холл.

– И вы бы стерпели столь жестокое оскорбление с моей стороны ради того, чтобы я вас не подозревала?

Марсден устало улыбнулся:

– Я терпел, не так ли?

Лиззи вскочила с места, не в силах усидеть от волнения:

– Не подозревала в чем?

Он тоже встал:

– А вы до сих пор не знаете?

Лиззи промолчала. Марсден собрал свои бумаги и ручку. Подошел к Лиззи и поцеловал пониже уха – очень неприличное и интимное место! Его поцелуй еще горел на ее коже, когда Марсден скрылся за дверью.

Ее светлость Сара, вдовствующая герцогиня Арлингтон. У Верити помутилось в глазах.

– К обеду будет герцогиня? – спросила она слабым голосом.

– Ах да. Хозяин бывает в доме Арлингтонов. Гостил в Линдхерст-Холл, это загородная резиденция Арлингтонов – разве вы не знаете? – добрый десяток раз за то время, что я здесь служу, – заявила миссис Аберкромби с непоколебимой гордостью. – Средний класс в наши дни пусть презирает аристократию, как ему заблагорассудится. Но люди, зарабатывающие себе на хлеб в услужении, предпочитали старую знать, которая в целом относилась к прислуге куда либеральнее, чем все эти подозрительные и прижимистые буржуа. Но чтобы герцогиня сама пожаловала к нам на обед такого еще не случалось. Попомните мои слова, мадам, дела у хозяина идут в гору.

Как тесен мир. Верити и не догадывалась, что мистер Сомерсет знаком с Арлингтонами, даже дружен с ними.

Она не боялась готовить для сильных мира сего. Среди гостей за столом Берти бывали литературные знаменитости, богачи, состояния которых хватило бы, чтобы купить себе городок-другой вместе со всеми жителями, и даже бывший президент Третьей республики[20]. Но при мысли, что ей придется готовить для вдовствующей герцогини, у Верити начинали дрожать руки. Все равно что готовить для каменной статуи Геры.

Верити не жалела ни себя, ни других, особенно потому, что вечер накануне обеда был у слуг выходным. С ее языка вот-вот было готово сорваться указание девушкам оставаться на рабочем месте и продолжать трудиться, но тут она поняла, что все, что должно было быть сделано, уже сделано, а девушки, затаив дыхание, дожидаются ленча, предвкушая быстротечный миг свободы.

Пусть идут. Оставшись на кухне одна, Верити стала готовить паштет из растертой гусиной грудки и свинины. Смесь надлежало томить на огне три часа, непрерывно помешивая. Обычно эту работу делали несколько человек, сменяя друг друга через каждые полчаса. Начав помешивать, Верити вспомнила, почему они менялись, да было уже поздно.

К исходу трех часов она едва чувствовала собственные руки. Но паштет вполне удался, так что она могла быть довольна. Отставив кастрюльку остывать, Верити взглянула на часы: одна минута шестого. Предстояло еще наполнить сахарной массой формы, доставленные из Фэрли-Парк только этим утром.

Мадам Дюран не подняла головы, когда наверху за окном раздался цокот копыт. Но ей пришлось взглянуть наверх, когда экипаж остановился у дома. Черные мужские туфли, брюки в полоску – их обладатель уже спустился на землю, постукивая тростью. Карета отъехала. Мужчина исчез из поля видимости, но затем хлопнула парадная дверь этажом выше.

Мистер Сомерсет вернулся домой.

В ванной было темно и пусто.

Опасность миновала, по крайней мере ему так показалось. Всю дорогу ему представлялось, что она ждет его в ванной, окутанная клубами пара.

Стюарт предостерегал себя самым суровым образом не делать глупостей, о которых потом придется пожалеть, если он явится домой, когда там не будет никого, кроме этой женщины. В качестве напоминания весь день носил с собой фотографию Лиззи. Покинул контору в два часа пополудни, чтобы отправиться в спортивный зал и потом в бассейн, пытаясь побороть похоть, доведя себя до изнеможения.

Напрасно. И вот теперь он явился домой в этот опасный час и сразу же направился в ванную – для того лишь, чтобы уставиться на пустую ванну, отливавшую холодной белизной в свете газовой лампы. Он зажег ее, потому что темнота и отсутствие пара не показались ему достаточно убедительными признаками ее отсутствия.