Она любила говорить, что прожила счастливую жизнь, хоть и продолжала до зрелого возраста разыскивать сведения о своих родителях – Мигеле Флорес и Ане Виктории Наварро. Нашла ли – об этом Нурия замалчивала, только отворачивалась к окну или начинала с тройным усердием натирать пол. «Жаль, они никогда не увидели ни моих детей, ни моих внуков», – однажды печально сказала Нурия и больше никогда не возвращалась к этой теме.

Пожилая уборщица и стала лучом света в огромном муравейнике детского дома. Когда удавалось, Рита прибегала к Нурии. У той всегда было припасено что-нибудь для «пахариты» – то овсяное печенье, то соевый батончик. Нурия утешала после сложных дней, обнимала Риту как родную внучку… А еще пожилая испанка знала много красивых и грустных песен на родном языке. Больше всех Рите нравилась про заключенную в клетку птицу, которая чувствует себя свободной, когда поет.

– Ты тоже пой, пахарита! И когда радостно, и когда страшно, и когда злишься, и когда хочешь плакать. Пой! С пением ты свободна! – приговаривала Нурия, протирая клочком газеты вымытое до блеска окно. И Рита пела. Пела, когда слезы струились по щекам, потому что поссорилась с девчонками из-за какой-то ерунды. Пела, когда болели синяки, потому что подралась с мальчишками из-за бездомного котенка – отняла его, не дала замучить. Пела, когда кто-то в очередной раз бросал ей в спину: «У тебя мать – убийца!» Пела, когда ей опять снилась та страшная ночь, когда к ней в комнату вошла заплаканная мама в измазанном чем-то темным домашнем халате. «Тише, не вставай. И не шуми. Дядя Костя спит». Рите часто снился тот долгий взгляд мамы, который она бросила на нее, выходя из спальни. «Он больше тебя не тронет». Мама сдержала слово: противный дядя Костя, который несколько месяцев жил с ними и требовал называть его «папой», никогда больше не прикоснулся похотливыми потными ладонями к маленькой Рите.

Она пела и в тот день, когда узнала, что ее мама умерла в тюрьме от туберкулеза. Пели вместе с Нурией про освободившуюся птицу – тихо, плача и обнимаясь. Ту же песню пели они и в то утро, когда выросшая Рита прощалась с детдомом. «Пой всегда, пахарита! Я тебя еще увижу на сцене. Пригласи меня на тебя посмотреть! Я обязательно приеду», – попросила Нурия. И Рита пообещала так и сделать.

Она уехала в столицу, сбросив вместе с прежним именем старую жизнь, как змейка – ставшую тесной шкуру. Рита Масленникова умерла, а вместо нее родилась блестящая и успешная Анфиса. Но это будет потом… А поначалу все шло хуже некуда. Одному богу известно, сколько порогов ей пришлось оббить, сколько кастингов пройти, сколько унижений вытерпеть, прежде чем она встретилась с Григорием Горевым. Анфиса до сих пор и с содроганием, и со смехом вспоминала тот день. Надо же, как облажалась!

В то время она снимала комнату у сорокапятилетней Елены, убирала квартиру за кров и пропитание. Лена держала небольшой магазинчик одежды неподалеку от метро и знала о жизни много. Она и вдалбливала Анфисе темными, как черный чай, вечерами, что все в шоу-бизнесе делается либо за большие деньги, либо через постель. Денег у Анфисы не было даже на помаду. Оставалось второе, крайнее средство. К тому времени она успела дойти до такого отчаяния, что готова была на все ради исполнения мечты.

Лена сама собирала ее на встречу с Горевым: ярко накрасила собственной косметикой, одолжила туфли на шпильке, на которых привыкшая к кедам Анфиса еле ковыляла, нарядила в короткое красное платье из своего магазина и сделала начес а-ля восьмидесятые. У Лены, которая продавала турецкий и китайский ширпотреб, были свои понятия о красоте. Анфиса так и ввалилась к Гоше в кабинет – шатаясь на каблуках, улыбаясь намазюканным карминовой помадой ртом и нервно одергивая задравшееся до пятой точки платье. Гоша, повидавший на своем веку немало похожих на Анфису провинциалок, мечтающих о большой сцене и славе, лишь страдальчески поморщился. Он встал, обошел огромный стол и остановился напротив посетительницы.

– Откуда ты, такое чудо?

– Я не чудо! – возмутилась Анфиса. Следуя наказаниям Лены «брать быка за рога», она соблазнительно, как сама считала, улыбнулась, вильнула бедрами и шагнула к Гоше – навстречу славе и успеху. Но зацепилась каблуком за ковер и с грохотом рухнула на пол, ударившись лбом о спинку стула.

Уже позже, сидя на ковре и прижимая ко лбу принесенный секретаршей пакет со льдом, Анфиса мучительно прикидывала, как ей рассчитаться за порванное по шву платье из «бутика» Лены и как незаметно выбраться из кабинета продюсера, чтобы больше никогда не попадаться Григорию Гореву на глаза. Это был самый оглушительный провал в ее списке неудачных прослушиваний. Гоша же, сунув руки в карманы брюк, стоял у окна и на Анфису не обращал внимания. Казалось, он совсем забыл о ней. Только когда Анфиса тихонько, стараясь не привлекать к себе внимания, поползла к двери, Гоша вдруг громко спросил:

– Дитя, ты что, всерьез надумала меня соблазнить?

Анфиса густо покраснела и приложила пакет со льдом уже к щеке. Гоша обернулся, и на его пухлых губах нарисовалась улыбка – не ехидная, а добрая. Продюсер шагнул к ней и протянул руку:

– Вставай. Может, этот трюк бы у тебя прокатил, если бы ты была не такой прелестной девушкой, а… Кстати, поешь ты прекрасно. Просто прекрасно.

Оказывается, Анфиса по своей привычке, сидя на ковре, тихонько пела. Про ту самую закрытую в клетке птицу.

Гоша сделал для нее все, и она была ему благодарна. О нем ходили разные слухи, он бывал жестким, бестактным, у него были свои грехи и слабости… Гоша любил не юных прелестниц, а искушенных смазливых мальчиков. Из-за этого его имя не раз попадало в скандальные хроники. Но все же Анфиса по-своему его любила. Гоша протянул ей руку, выдернул из болота и поставил, как на пьедестал, на сцену. С ним Рита Масленникова окончательно умерла, а вместо нее родилась блистательная Анфиса.

В одну из ночей она дрожащей рукой вывела на конверте адрес, вложила в него два ВИП-приглашения, единственный раз в новой жизни подписалась именем Риты и отправила конверт с заказной почтой на выученный наизусть адрес. Нурия сказала, что обязательно приедет на ее концерт…

Впервые в напугавшей ее ситуации Анфиса не запела, понимая, что тишина может стать для нее как врагом, так и союзником. Не сводя взгляда с крестов, она попятилась, боясь повернуться к могилам спиной. Стефания с Мариной рассказывали, что поблизости должен быть лаз. Нужно только пересечь кладбище, а потом повернуть направо. Она найдет этот лаз, обязательно найдет и вернется к своим! За эти несколько дней Марина, Стефания и даже рыжий стали для нее семьей. Только вот от Гоши, дорогого Гоши, ей хотелось держаться подальше…

Когда Данила ушел на поиски Стефании с Мариной и Анфиса осталась наедине с продюсером, она не сразу заподозрила неладное. Гоша балагурил, как обычно, называл ее своей «девочкой» и всячески подбадривал. Но на прямые вопросы, знает ли он, где они находятся и где он сам пропадал все это время, отвечал что-то невразумительное. В какой-то момент в его глазах скользнуло что-то страшное, затаилось темнотой на самом дне. Гоша улыбался, но глаза его оставались холодными и мутными. А еще он неприятно пах. Да, они тоже не благоухали огуречной свежестью, хоть и мылись, стирали одежду в водоеме и чистили зубы золой. Но от Гоши шел запах не пота, не несвежего дыхания и немытых волос, а сладковатый, тухлый и поэтому пугающий. Гоша обычно следил за собой, мылся дважды в день, поливался туалетной водой и постоянно жевал мятную жвачку. Он бы даже в таких условиях не допустил подобного! И все же…