– Чем?

– Смешной! Да ничем она, оказывается, не занимается. Просто шляется по магазинам и тратит деньги налево и направо. А вот муж ее или любовник действительно богатый человек…

– Но как ты смогла узнать, кто она? Ее имя?

– Виктор, выпей немного… Рената…

– Значит, это все-таки она… – он схватился за голову.

– Да нет же, ты меня не дослушал. Я хотела сказать, что Рената в отличие от этой женщины просто пчелка-труженица. Вспомни, как проходил ее день. Она же постоянно что-то делала: читала, рисовала, лепила, кого-то навещала или готовилась к какой-нибудь вечеринке, пекла… Эта же дамочка, напротив, просто бездельничала и тратила деньги. Она занималась собой, своей внешностью, фигурой, кожей… Так вот, однажды в магазин привезли новый препарат, основанный на натуральной плаценте. И тогда эта дамочка впервые потребовала от продавщицы товарный чек. Дело в том, что крем этот стоил очень дорого и в инструкции по применению было сказано об аллергии. И вот, чтобы не рисковать, эта особа решила себя подстраховать на тот случай, если у нее от этого препарата на коже появится сыпь или что-нибудь в этом роде.

– Ты хочешь сказать, что этот чек сохранился?

– Нет. Конечно же, нет, ведь прошло так много времени, целых три года…

– Три?

– Вот именно. Это было три года тому назад. И женщина, которая жила у Гасана, погибла три года тому назад… Но вещи ее сохранились в его квартире как бы в память о ней, понимаешь?

– Рената? – Он был готов уже наброситься на Тамару и если не свернуть ей шею, то хотя бы немного придушить, чтобы она прекратила свои издевательства.

– Ты что, другого имени не знаешь! – вдруг разозлилась Тамара, и глаза ее загорелись злым огнем. И тут она выпалила: – Это ее подружка, Ирина Пчелинцева, черт бы тебя подрал! Ты, наверное, забыл, что на лыжне нашли двух мертвых женщин: твою жену и Пчелинцеву, понимаешь? Как ты думаешь, стал бы Гасан, убив свою любовницу, хранить у себя ее вещи?

– Нет… не знаю… – Виктор был просто оглушен этим известием.

Ирина? Этого не может быть…

– Поверь мне, не стал бы. Это же улики. Он скрывал свою связь с ней. Скрывал очень тщательно, и, если бы он не погиб, мы бы, возможно, никогда об этом не узнали. Но она жила у него, жила. Спала, ела, пользовалась ванной, кухней… Она была ему почти женой. А если учесть, что она была не замужем, то так и хочется задать вопрос: зачем им было прятаться? От кого?

От меня. У него голова шла кругом. Они прятались от меня. А мы с ней прятались от всех остальных. Она так любила прятаться, что в результате оказалась в могиле. Под землей. Как змея в норе.

– Я долго думала надо всем этим. Сначала допустила мысль, что это Гасан убил свою любовницу, а Рената просто оказалась поблизости как свидетельница, которую ему пришлось убрать… Но потом поняла, что это не он убил. Он любил ее.

– Но он мог узнать о том, что она встречается, скажем, с другим мужчиной, – он боялся выдать себя изменившимся тоном, но ситуация требовала его участия в разговоре, и он с трудом, но говорил.

– Если бы он убил ее, то спрятал бы все ее вещи, как ты не поймешь!

– Хорошо… Тогда скажи мне, а не обнаружили ли вы в квартире Гасана спортивного костюма, похожего на мой? Может, это он был на лыжне?

– Нет, я еще раз ездила к Шансли и, когда она уходила за сигаретами, все хорошенько просмотрела. Нет, такого костюма у него не было. А если и был, то, будь он убийцей, он бы избавился от него.

– Ирина Пчелинцева – любовница Гасана? Просто не верится.

Что-то холодное обняло его сзади, он обернулся и увидел сидящих на диване в обнимку двух подружек: Ренату и Ирину. Они, беззвучно хохоча, послали ему, сдунув с ладошек, два воздушных поцелуя. «Тебе не тяжело от таких густых и ветвистых рогов?» – ему показалось, что он слышит их далекий потусторонний смех.

Прошел месяц с тех самых пор, как Аля разговаривала с Кореневым о Теслине. Теперь здание главпочтамта она обходила стороной – слишком уж неприятные были ассоциации. Но однажды по поручению Маши она все же зашла туда и была очень удивлена, когда среди общего гула толпящихся возле конторок посетителей она услышала звонкий женский голос, как будто зовущий ее: «Вишня!»

Она оглянулась и тотчас встретилась взглядом с той самой девушкой, которой когда-то оставляла конфеты с просьбой сообщить ей, если будет весточка от Теслина. Сердце ее сжалось.

Девушка выбежала в зал и, проталкиваясь между людьми, добралась до Али, стоящей в очереди за большими конвертами и марками.

– Это вы – Вишня?

– А вы что, снова натравите на меня кого-нибудь из прокуратуры? – огрызнулась Аля и покраснела. – Ведь вы тогда…

– Но у меня не было другого выхода. Мы вас ждали. Мы были обязаны. Я здесь ни при чем. Тот человек больше не приходил, а вот писем на ваше имя пришло целых пять. От того самого Теслина.

– Не может быть…

– Может. Подождите минутку. Я выбежала, чтобы успеть сказать вам это прежде, чем вы уйдете. Я сейчас вынесу вам эти письма.

Через пару минут Аля держала в руках пять конвертов. Она вышла на улицу и села на ту самую скамейку, что и в прошлый раз, когда к ней подошел Коренев. Она словно бы испытывала судьбу. И если бы к ней и сейчас подошел Коренев, нисколько не удивилась бы. Но к ней никто не подошел. Она просидела с письмами в руках минут десять, прежде чем распечатать первое письмо.

«Аля, привет! Позвони мне. Жду». И далее следовал уже совсем другой номер московского телефона. Письма, совершенно одинаковые по содержанию, пришли с разницей в неделю, последнее – в конце мая, три дня назад.

Аля вернулась в здание главпочтамта, оплатила заказ на четверть часа разговора с Москвой и заперлась в кабинке, все еще не веря в реальность происходящего. Дрожащими пальцами набрала код столицы и номер телефона Теслина, и когда на другом конце провода раздался уже подзабытый мужской, но все же знакомый голос, тело ее покрылось мурашками.

– Володя? Это я, Аля Вишня. Это ты?

– Аля? Господи, я уж думал, что с тобой что-то стряслось. Да, это я. Как дела? Ты искала меня?

– Да. Нам надо встретиться. Я готова вернуть долг…

– Ненормальная. Да забудь. Все это – ерунда.

– Я должна это сделать, пойми.

– Купи себе что-нибудь на эти деньги или отложи на черный день. Я счастлив, что ты помнишь меня. Больше мне ничего не нужно. И я рад, что не ошибся в тебе.

– Ну, пожалуйста. – Она уже глотала слезы, потому что воспоминания тех дней захлестнули ее, и она видела себя стоящей на морозе, посреди вокзальной площади. Искаженное памятью и слезами лицо Софьи Андреевны расплывалось перед мысленным взглядом. – Приезжай… Посидим, поговорим. Я должна поставить в этой истории точку и кое о чем расспросить тебя. Ну, хочешь, я к тебе приеду. Буквально на пару часов. Для меня это важно.