тело, лицо. Смыв с себя пену, выключаю воду. Шагаю непослушными ногами из кабины. Взяв полотенце, оборачиваюсь им.

Осталось толкнуть дверь и выйти, но я словно врастаю в глянцевый кафель.

Между мной и Давидом все случилось…

Это было как наваждение.

Настолько спонтанно, что я не успела дать себе отчет. Я думала лишь сердцем. А теперь мне нужно выйти из ванной, а я не могу.

Разворачиваюсь к запотевшему зеркалу, провожу по нему ладонью, чтобы увидеть свое лицо. У меня горят глаза, на губах застыла бесстыжая улыбка. А в глубине души свербит смущение…

Каких-то десять минут назад я царапала спину мужчине и просила его еще и еще.

К чему сейчас меня гложет смущение?

Может быть, потому что после близости наши отношения с Давидом уже нельзя будет назвать флиртом или простым ухаживанием? Между нами теперь что-то гораздо большее. И стоит мне перешагнуть порог ванной, как это станет неизбежностью.

А в голове не к времени возникают мысли, что если Давид получил то, что хотел, то может потерять ко мне интерес. Я окажусь использованной. Он посмеется надо мной. Хотя с Расуловым я знакома не первый день, и он не зарекомендовал себя паршивым негодяем.

Задаюсь вопросом, зачем я сама себя накручиваю, когда объективно все хорошо? Но ответа пока не получаю…

Подняв свои вещи с пола и выйдя из ванной, торопливо крадусь в спальню. Там надеваю чистые трусики. Моя единственная футболка намокла, поэтому решаюсь позаимствовать чистую у Давида. Она на мне как свободное мини-платье. Зачесываю влажные волосы пальцами и все-таки иду к Расулову.

Я нахожу его в столовой.

Давид уже надел спортивные штаны, разогрел ужин и восполняет затраченные на секс калории.

Я замираю в паре метров от мужчины, и мое сердце будто замедляет ритм. Впиваюсь в Расулова взглядом и, затаив дыхание, жду его реакции.

Давид, заметив меня, оборачивается… Он смотрит на меня с теплотой, отодвигается на стуле, приглашая сесть к нему на колени.

А я не двигаюсь.

— Что с настроением, Кать? — выждав паузу, спрашивает.

— Нормально! — напряженно отвечаю я. — Все просто чудесно.

— Не обманывай, — хмурится он. — Смотришь на меня, как ягненок на волка…

Сжав губы, я все-таки подхожу к Давиду и сажусь на его колени. Он обнимает меня за талию, утыкается носом в плечо.

— …Я тебя чем-то расстроил?

— Нет, — трясу головой, а у самой слезы на глаза наворачиваются и сердце ноет, как будто вот-вот расколется пополам. Из груди, наконец, рвутся слова, от которых я столько времени страдала и которые так боялась кому-то сказать. Но если я дальше буду молчать, то просто не смогу строить отношения с Давидом. — Я хочу признаться тебе кое в чем… Не пойми меня неправильно, Давид, но после неудачного брака и измены мне страшно сближаться с другим мужчиной. Я боюсь быть снова обманутой, ведь нет никаких гарантий, что у нас с тобой все сложится удачно. Знаешь, я чуть не умерла после предательства. На душе до сих пор остался горький осадок. А сейчас, когда мы стали ближе, страх только усилился.

Улыбка исчезает с лица Давида. Он становится очень серьезным, смотрит на меня внимательно, с прищуром.

— Я тебе скажу одну вещь Катя. И она может тебе не понравиться. Но послушай, я не виноват в том, что Тимофей нагадил тебе в душу, и разгребать за ним дерьмо не собираюсь. Нет у меня такого желания. Точно так же как и ты не обязана отвечать за последствия моих неудачных отношений в прошлом. Мы оба должны сделать выводы и двигаться вперед. Конечно, мысли будут, но они исчезнут, обещаю. Как только мы узнаем друг друга еще лучше. Ты меня устраиваешь во всем, и изменять тебе я не собираюсь.

Его ответ отрезвляет меня как ведро ледяной воды, опрокинутое на голову. Давид прав. Я соглашусь с каждым словом.

И действительно, в своих мыслях я пыталась приписать ему отрицательные качества, которые присущи моему бывшему мужу, и пугалась от этого.

Но ведь это глупо точно так же, как однажды случайно съесть прогорклый орешек и потом всю жизнь бояться есть миндаль, хоть и сильно его любишь.

— Спасибо, Давид, — я обнимаю его за шею и прижимаюсь щекой к его щеке.

— За что?

— Мне было нужно услышать именно эти слова.

— А чтобы тебе было еще спокойней… может, съедемся? Хватит нам уже между квартир мотаться.

Теряюсь. Это очень ответственное решение, которое я не могу принять с ходу…

— Мне сложно согласиться или отказаться. Нужно подумать.

— Как скажешь.

Давид меняет вектор нашего общения, поддевая вилкой кусочек мяса из тарелки. В любой непонятной ситуации он предпочитает меня накормить, задобрить вкусным и, наверное, таким образом заткнуть мой беспокойный рот.

— Божественно, — пробую я, а Давид нанизывает следующий. — Нет, я много не буду. Лучше овощи поем. Нужно беречь фигуру.

— У тебя красивая фигура, Кать. Сама же видела, что я сошел от тебя с ума…

— Ай, как же ты мастерски льстишь, а!

— Правду говорю.

Сегодня я засыпаю в теплых объятьях Давида. Впервые за все время ночевок меня перед сном не посещают тревожные мысли. Я просто закрываю глаза и уже через минуту отключаюсь.

Однако вздрагиваю от громкого телефонного звонка. Открываю глаза. В комнате серо из-за только пробивающего рассвета.

— Черти, мля… — недовольно хрипит Давид, тоже просыпаясь. Звонит его телефон. — Да! — грубо отвечает, а через секунду подрывается с постели. Идет к шкафу. — Понял. Приеду.

Я в шоке сажусь в кровати.

— Что стряслось? — спрашиваю.

— В баре алкоботы пережрали. Мои люди приехали на вызов, выкинули дебоширов, но они вызвали полицию. Якобы охрана превысила полномочия. Нужно разобраться.

— Ничего себе… — видя, как Давид спешно засобирался, тоже встаю. — То есть из-за каких-то пьяных дураков тебя могут выдернуть посреди ночи?

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​Точнее сказать — под утро: на часах половина пятого.

— Не всегда, но там что-то серьезное. Вроде бы мажорчик получил по щам и сильно обиделся. Ну, знаешь, чей-то любимый сынок. Поэтому я должен поехать.

— Хорошо, — киваю я. Озябнув, обнимаю себя руками и провожаю Давида до двери. — А когда ты вернешься?

— Не скажу точно, — на миг остановившись, он достает с полки, до которой я бы сроду не дотянулась без стула, еще один комплект ключей. — Здесь от квартиры и от шлагбаума. Пусть они всегда будут у тебя.

— Ладно.

Поцеловав меня в макушку, Давид выходит из квартиры. Запираю за ним дверь.

Возвращаюсь в кровать, но долго ворочаюсь.

Будильник звонит ровно в семь.

Вздрогнув, хватаюсь за телефон и отключаю сигнал.