«Новогодний привет из хоррора» – так насмешливо-презрительно называл ее Алексей, выводя Томаса из хрупкого душевного равновесия, когда тот мастерил для нее дома украшения в виде чьих-то скрючившихся полусгнивших обрубленных конечностей с торчащими нитками вен, которые были перемешаны с обыкновенным разноцветным дождиком. Отец Кея был прав – каждая из подобных игрушек имела глубокий метафорический смысл, который сводился к тому, что мы, люди, ежегодно празднуем приближение к своей кончине, оседлав, по словам Томаса, некую необратимость – «стрелу времени», предвестник которой сам хаос.

– А верхушку ели вместо звезды украшала голова ухмыляющегося черного Арлекина? – спросила я Олега Ивановича, вспомнив и эту жутковатого вида голову, стоявшую у нас на столе в кухне – над ней пару дней усердно работал Томас и его несколько сумасбродных коллег. Наша кухня казалась им наиболее подходящим для этого местом.

– Да, кажется, так. Вы тоже видели это чудо, Катя? – удивился Олег Иванович.

– Да…

– И что я спрашиваю? Ваш отец ведь художник. Понравилось?

– Скорее, впечатлило, – осторожно отвечала я.

– Вот и Кирилла с Антоном впечатлило. Правда, – засмеялся вдруг мужчина, – они умудрились слегка опозорить меня там.

– Как? – удивилась я.

Кейчик, по ходу, с подросткового возраста повышенной злобностью отличается! Но мне даже нравится это его качество. Говорят, что если любишь человека, то принимаешь его со всеми недостатками и достоинствами. Кажется, я начинаю это не только осознавать, но и воплощать в жизнь.

– Едва не подрались, – отвечал с мягкой улыбкой воспоминаний Олег Иванович. – Какие паршивцы, представляете, Катя? Прямо в галерее, при интеллигентных людях. Пришлось срочно забирать обоих и везти домой. Было весьма неловко.

– Из-за чего они подрались? Из-за картин? – хихикнула я. Мне так и представлялись два одинаковых озлобленных Кейтона в четырнадцатилетнем важном возрасте, стоявших друг напротив друга с зажатыми кулаками.

– Нет, не из-за картин. Из-за девчонки. Они ведь постоянно ссорились из-за девчонок, – усмехнулся Олег Иванович. – Встретили там кого-то и не поделили.

– А-а-а, вот как, – кивнула я медленно.

Интересно, из-за каких еще девчонок? Антон ведь чуть ли не с детства любил Алину Лескову. Из-за нее?

Эта мысль мне сильно не понравилась, и я попыталась выкинуть ее из головы. Но вместо этого перед глазами вдруг всплыл один малозначительный случай, произошедший со мной как раз на этой самой красной елке в один из предрождественских снежных дней, когда я вынуждена была торчать в галерее дяди Бори вместе с мелкой Нелли.

* * *

До Рождества оставалось два дня. Томас, как всегда позитивно настроенный, привел нас с собой в галерею, дабы мы полюбовались на настоящее искусство. А сам испарился в неизвестном направлении, легкомысленно оставив нас в самом большом зале, пообещав, что через час отвезет домой, и наказал впитывать дух творчества.

Он, честно говоря, не впитывался.

Побродив по галерее, я и Нелли остановились около странной елки. Я держала энергичную и непослушную сестру за руку, чтобы она никуда не сбежала, одновременно переписываясь по мобильнику с Нинкой, в которую влюбился очередной дурачок. Нелли задрала голову вверх, с восторгом из-под длинной челки глядя на мерзкую голову Арлекина, к которой уже привыкла, пока та жила на нашем кухонном столе.

– Катя, Катя, – постоянно дергала меня за рукав сестренка. – Катя!

– Что тебе? – оторвалась я от экрана своего первого мобильного телефона, которые в те времена были тяжелыми, малофункциональными, с небольшим количеством памяти и не со слишком хорошими экранами.

– Это твой муж, – ткнула пальцем вверх Нелька.

– Где?

– На елке!

– Вот мелкая дура, – обозлилась я на сестру, поняв, что она имеет в виду голову Арлекина. Такая перспективка меня никак не радовала. А кому охота иметь в мужьях клоуна, да еще и злобного?!

– Сама такая, – обиделась девочка и с еще большим удовольствием принялась ныть на тему: «Хочу домой прямо сейчас и немедленно». Ее жалобы и сетования прервал лишь шум, доносящийся откуда-то с противоположного конца зала. Но что там случилось, я понятия не имела – огромная елка закрывала весь обзор, да и не слишком интересно мне было, если честно. Меня занимало другое, например, неожиданно пришедшее сообщение от одноклассника Максима. Он всего лишь спрашивал насчет домашнего задания по физике, но я перечитала его послание пару раз, а после глупо разулыбалась – так приятно стало на сердце. Я медленно печатала ответ, то и дело сбиваясь и путая буквы, а Нелли все что-то пищала по поводу моего будущего муженька, до тех пор, пока мимо нас не прошли две дамы. Голоса у них были громкими, а потому не услышать их разговор было невозможно.

– Кошмар, – манерно говорила та, чью голову с пожухло-рыжими кудрями венчала темно-фиолетовая шляпа, украшенная лисьим хвостом. – Пришли в обитель искусства, а устроили позорную потасовку.

Она с удовольствием повторяла это слово, жестикулируя худыми жилистыми руками с яркими лиловыми ногтями.

– Не совсем так, дорогая, – возразила ее спутница, на вид женщина более-менее адекватная. По крайней мере, странной шляпы и лиловых когтей у нее не наблюдалось. – Подростки просто едва не устроили драку, это ведь обычное дело. К тому же мальчишек вовремя разняли. В их возрасте это нормально.

– Нет, это не нормально! На улице пусть дерутся, а не в галерее. И как таких можно приводить в подобные утонченные места? О чем родители думают? И ведь братья. Это как нужно детей воспитать, чтобы они дрались между собой? – негодовала обладательница лисьего хвоста на голове. – Смотри, Лариса, а вот и девушка, которая с ними была. Это ведь из-за нее они драку чуть не устроили! Ты посмотри только, какой взгляд! Как у волчицы. Будущая профурсетка, – тотчас окрестили кого-то нелестным словом.

Я машинально проследила за взглядами женщин и тут же узрела предмет их осуждения: высокую длинноногую девчонку в черных узких джинсах на несколько лет старше меня. Она, скрестив руки на груди, остановилась неподалеку от меня и временно притихшей Нелли, которая задумчиво таращилась на страшноватые елочные украшения.

– Нет, ты погляди, как она только смотрит на нас!

Девушка действительно без особого страха глядела на женщин из-под ровно стриженной густой черной челки, достигающей линии тонких бровей. Чуть подумав, она лениво подняла руку и показала им весьма неприличный жест.

– Нахалка! Ужас! – вспыхнула женщина. – Пойдем же, Лариса. Подальше от бесстыжей!

– Девица и впрямь неприятная, – вынуждена была признать ее более спокойная спутница, и женщины поспешно удалились в соседний зал галереи. Черноволосая зло, но довольно улыбнулась.

Лица ее я, конечно, не помнила, и в моей памяти остались лишь ее черные волосы: гладкие, тяжелые, блестящие, с идеально уложенной челкой, обрамляющие слегка заостренный овал лица и едва касающиеся плеч.