Стас задумчиво посмотрел на Шмыгина и ухмыльнулся:

— Конечно, согласен. Но если завтра в списке моей фамилии не будет…

— Матерью клянись, — твердо произнес Шмыгин.

— А в жопу тебя не чмокнуть?

Шмыгин пожал плечами и сделал шаг, намереваясь уйти. Но Стас схватил его за локоть. Шмыгин спокойно стряхнул руку Стаса и презрительно покосился на него. Стас замер, почувствовав незнакомые перемены в бывшем однокласснике, и неожиданно для себя произнес:

— Клянусь, ну, матерью клянусь! Понял?!

1975 год.

Недалеко от пляжа, в Первомайском парке, была слышна музыка. На танцплощадке под грустный голос Анны Герман, доносившийся из катушечного магнитофона, танцевали медленный танец несколько пар. Когда по Амуру проходили корабли и давали сигналы, то голоса певицы не было слышно вовсе и тогда все, подпирающие стенку возле площадки, начинали шуметь и разговаривать между собой. Как раз в момент прохождения вдоль парка очередной баржи сквозь ее гул до Стаса донесся знакомый противный голос:

— Максаков, подойди ко мне, пожалуйста.

Стас как раз танцевал на площадке с девушкой и, закусив губу, сделал вид, что не слышит.

— Стас, ты мне срочно нужен. Подойди ко мне!

Шмыгин в дорогом костюме лениво курил возле стенки и следил за танцующими. Стас уже явно нервничал и, когда танец закончился, еще нарочно долго прощался с девушкой и шутил, наклоняясь к ее милому ушку. Затем небрежной походкой подошел к приятелю.

— Чего тебе? Ты не видишь? Я занят. Как ты мне надоел, Шмыга! Хуже горькой редьки.

Юноша затоптал сигарету и невозмутимо снял очки. Взглянув на Стаса подслеповатыми глазами, он ухмыльнулся и, протирая стекла очков, ловко сплюнул в сторону.

— А ты, я гляжу, институт закончил уже, да? И диплом уже, наверно, получил?..

— Послушай, — Стас сверкнул глазами и, приставив палец к груди приятеля, брызгая слюной, зашипел: — Я свой уговор выполнил. Госы сдам и без тебя. С меня хватит. Теперь чтоб духу твоего рядом не было. Ты понял?

Шмыгин надел очки и холодно улыбнулся:

— Понял. Я просто подумал, что ты денег хочешь заработать, а не лопатой в пехоте махать. Мчался тут к тебе как дурак. Отец мне сегодня сказал, что… Впрочем, это уже не важно. Тебе все равно распределения не будет. — Шмыгин вынул из кармана пиджака пачку «Явы» и достал сигарету. — Ладно, я пошел.

— Погоди!

Стас схватил его за рукав, но Шмыгин брезгливо стряхнул его руку со своего пиджака.

— Не лапай. Фирменное, не видишь?

— Подожди ты. Почему мне распределения не будет?

— В армию пойдешь. А вернешься — там уж… — Он ухмыльнулся.

— Ну а ты-то получишь ведь?

Стас не сводил глаз с поблескивающих очков приятеля и ловил себя на мысли о том, что ему очень хочется врезать по этим самым очкам, да так, чтоб круги под глазами остались у этой склизкой мрази, но вместо этого он старался заискивающе смотреть Шмыгину в глаза. Он чувствовал, что вместе с этим ударом отвернется от него и удача, которая все пять лет преследовала его и в учебе, и в мелких подработках. Ведь благодаря этим подработкам, которые подкидывал отец Шмыгина, больше не приходилось выпрашивать денег у больной матери и не нужно было писать унизительных писем в Рязань дядьке. А теперь впереди была армия, затем работа. И вдруг эта дрянь заявляет, что работу после армии придется искать самому и распределения у него уже не будет!

— Я в армию и не пойду, — тихо произнес Шмыгин. — У меня бронь будет. Отец меня на руководящую работу отправляет. Впрочем, тебя это не касается.

Он прикурил сигарету от импортной зажигалки, развернулся и пошел прочь, имитируя уверенную походку Стаса.

— Дим, подожди! — Стас закусил губу и шагнул следом. — Ты говорил, что ко мне мчался. Бронь и мне можно сделать?

Шмыгин оглянулся и хмыкнул:

— Можно, но сложно. Ты же здоров как бык.

— А если к тебе после армии?

— После армии поздно будет. Сейчас завод открывают.

Шмыгин остановился и, глядя на догоняющего его приятеля, покачал головой. Стасу показалось, что во взгляде Шмыгина проскользнула зависть. Девушка, с которой он танцевал на площадке, догнала его и, задыхаясь от волнения, смутилась:

— Стас, я могу тебя пригласить на белый танец?

— Извините, но у нас со Стасом срочное дело.

Шмыгин произнес это раньше, чем Стас успел открыть рот. Девушка покраснела и, опустив голову, убежала прочь. Стас сжал кулаки в карманах брюк и, проводив девушку взглядом, хмуро пошел следом за приятелем.

В окно больницы заглядывала полная луна, и вдалеке шумел своими могучими волнами Амур. Стас в пижаме сидел на подоконнике и курил в окно.

— Всю пачку у меня исстрелял уже, — недовольно пробурчал Шмыгин, вынимая себе сигарету.

— А тебе жалко, что ли?

Стас покосился на приятеля и вдруг, ловко, как кошка, спрыгнул с подоконника и притаился, пригнувшись к батарее.

— Идет, — прошептал он.

— Кто? Она?

Согнувшись рядом с ним и тоже в пижаме, прижался к нему Шмыгин, пытаясь выглянуть в окно.

— Красивая.

Стас вздохнул, глядя, как к центральному входу больничного корпуса подходила длинноногая девушка с длинными светлыми волосами. Через изгиб ее загорелой руки был перекинут накрахмаленный белый халат. Небольшая крепкая грудь призывно подпрыгивала под тонкой белой футболкой.

— Максаков, у тебя была женщина? — прошептал Шмыгин Стасу на ухо.

— Ты чего? Дурак, что ли? — не отрывая глаз от ее фигуры, ответил Стас.

Шмыгин поднялся с пола и, убрав пачку «Явы» в тумбочку, плюхнулся на свою кровать.

— Ты можешь устроить мне свидание?

— Шутишь, что ли? — Наконец поднялся и Стас, с сожалением глядя на закрывшуюся за девушкой входную дверь.

— Нет, не шучу. Я тебе помогаю от армии избавиться, а ты мне бабу привести не можешь? — обиженно произнес Шмыгин, снимая очки. — Знаешь, во сколько тут наше лечение отцу обходится?

— Ты чего, серьезно?

— А ты что думал? Если он председатель горисполкома, то значит, что все бесплатно, на блюдечке, что ли?

— Я не про это. Я про свидание. Ты чего? Сам — никак?

Шмыгин лег на постель и уставился в потолок.

— Не можешь, так и скажи!

— Да нет. Попробовать можно. Но к такой, — он кивнул на открытое окно, — не подступиться. Она на операциях вон, людей режет. Может, чего попроще, а? Аньку с Краснофлотской, например. Слышал, наверно?

— Слышал. А это не ее над вечным огнем за триппер растянуть хотели?