— Стоять.

Губы шевельнулись, какой-то невнятный сип с них сорвался. Вряд ли в нем можно было угадать слово, поэтому я для верности вслепую ухватила младшенького за рукав. Пальцы почти сразу соскользнули с плотной ткани мундира, но Грей все равно послушно замер.

Я прочистила горло и, не открывая глаз, спросила:

— Что случилось?

— Ты не помнишь?.. Как зовут — помнишь? Сколько тебе лет? Откуда родом?..

— Грей. Прибью.

Брат на это заявление фыркнул, словно необъезженный жеребец, и я почувствовала, как матрас прогнулся под тяжестью присевшего на край кровати офицера.

— Самоучки атаковали департамент. Их остановили довольно быстро, но на ваше крыло пришелся самый первый удар. Ты сильно ударилась головой. Сотрясение, целитель даже не мог с уверенностью сказать, придешь ты в себя или нет. Развел руками — время покажет. С тех пор два дня прошло, мы уже начали с ума сходить от беспокойства.

Два дня?

В голове все путалось. Вспышки-воспоминания причиняли самую настоящую физическую боль — удар, Трейт, Ричи, огненный шар, мой собственный визг… еще удар, взрывная волна, короткий полет, боль, темнота.

Я вскинула руку, чтобы дотронуться до виска, и нащупала плотную марлевую повязку.

— Я все же должен позвать целителя. И сообщить родителям. Одна нога здесь, другая там, не умирай, ладно, пока меня нет. А то папенька мне голову оторвет, а я еще слишком молод, не в пример некоторым!

Брат хорохорился и пытался шутить, как всегда, но я всем нутром чувствовала, что они все здесь и правда пережили непростые два дня, сходя с ума от беспокойства. А я даже не успела ничего понять.

Гулкие шаги, отдаваясь эхом в висках, пересекли комнату, щелкнула дверь.

Сознание плыло, как в тумане, думалось плохо. И я решила, что не буду думать — вот на минуточку просто, пока не примчатся родители — маменька во главе процессии в чепце и развевающихся рюшах… Решила — и провалилась в беспамятство.

Второе пробуждение пользовалось куда большим успехом, с какой стороны ни поглядеть. Во-первых, в сознательном состоянии удалось закрепиться, во-вторых, публика собралась и рукоплескала. Вернее, сдавленно молчала, пока меня осматривал целитель, задавал вопросы, заставлял следить за пальцем, осматривал голову и выполнял еще кучу каких-то, в этот момент казавшихся мне бессмысленными, манипуляций. Правда, от него вкусно пахло, в отличие от того, нашатырного личного герцогского врача. Корицей и яблоками. Магия окутывала меня коконом, ложилась на голову приятной тяжестью, отгоняя колокольный звон и пульсирующую боль, вместе с этим, правда, навевая сонливость. С ней я пока успешно боролась, наблюдая за тем, как нервно дергается белый батистовый платочек в руках стоящей в изножье кровати виконтессы.

С целителем беседовал отец, внимая всем его рекомендациям и задавая вопросы, и мне не было его видно сейчас. А мама только молча — молча! — стояла и смотрела на меня широко открытыми глазами. И скручивала, мяла в пальцах измочаленный платочек. Грей же подпирал дверь с таким видом, будто ждал (и даже надеялся), что самоучки придут довести до конца незавершенное дело истребления некой леди, и он им всем покажет, чего стоит лейтенант Карванонского полка! А за не до конца прикрытой дверью нет-нет да мелькал белый фартучек Марианны…

Неожиданно остро кольнула мысль — Кьер! Вот кого здесь отчаянно не хватало. Злого и взволнованного одновременно, смотрящего на меня своим традиционным взглядом «Эрилин-черт-тебя-побери-во-что-ты-опять-вляпалась». Как-то последние месяцы именно ему приходилось проводить со мной время после всех угрожавших жизни и здоровью событий, а в этот день его даже не было в департаменте. Какое счастье, что в этот день его не было в департаменте!

Вот только не хотела бы я оказаться на его месте. Услышать о том, что департамент атаковали, что были пострадавшие, выяснить, что любимого человека увезли в бессознательном состоянии… и не иметь ни малейшей возможности быть рядом.

Я бы с ума сошла.

Целитель ушел, перед этим раз десять повторив мне, как маленькой, о необходимости полного покоя и строгого постельного режима на ближайшую неделю как минимум. Интересно, это его родители надоумили или слава неугомонной леди Эрилин меня уже опережает?

Я кивала и думала только о том, что мне обязательно надо сообщить Кьеру, что со мной все в порядке. Почти в порядке. Ну… что я жива!

Отец ушел проводить лекаря, а маменька тут же заняла вакантное место возле меня.

— Как ты, девочка моя?

— Все хорошо, мама, — спокойно отозвалась я, зная, что никакого другого ответа на этот вопрос быть не может, несмотря на то что виконтесса прекрасно слышала все озвученные целителем диагнозы.

— Это кошмар, Эрилин! Ужас. Я молю тебя, брось эту работу! — Она говорила против обыкновения негромко, но надломленно, со слезами в голосе, кажется, даже настоящими. — Ты не представляешь, что мы тут пережили за два дня! А что творится в городе? Беспорядки, убийства! Полиция не справляется, про департамент я вообще молчу…

— Убийства? — вскинулась я, и маменька тут же досадливо поджала губы.

— Я отказываюсь разговаривать с тобой на эту тему. Господин Уоррен предписал тебе полный покой.

— Живодер снова показался, — подал голос Грей от двери и в ответ на гневный взгляд родительницы только пожал плечами: — Что? Она все равно не отстанет, так что лучший способ ее успокоить — все рассказать, пока не полезла на последнем издыхании сама выяснять! Еще упокоится ненароком вместо успокоения…

Братец мудреет! На глазах прямо!

— Когда? — выдохнула я, прикрывая глаза, чтобы не видеть испепеляющий взгляд, а заодно вызвать приступ жалости — в конце концов, этому меня учил профессионал!

— Той же ночью, после атаки на департамент.

Логично. Магическая бойня перебаламутила фон только так, снова толкая несостоявшегося целителя на убийство. Черт побери, как все некстати! Уцелел ли артефакт? Уцелел ли кто-то из отдела, чтобы воспользоваться артефактом? Как прошел осмотр места преступления? Что они увидели? И почему, ну почему все это без меня? Так нечестно! Несправедливо!

Головная боль усилилась настолько, что на глазах почти выступили слезы, и я снова закрыла их, чтобы никто не увидел. Мутило и ужасно хотелось спать, но мне почему-то казалось, что если я усну, то выпаду из жизни еще на пару дней.

— Ну вот, посмотри, что ты наделал! — упрекнула маменька Грея. — Она теперь лежит и… и… думает!

— Да, это очень вредно, особенно женщинам, — хмыкнул братец, и мне отчаянно захотелось вот прямо сейчас умиленно прижать его к своей сестринской груди и от души поцеловать.

Виконтесса посмотрела на него, на меня и раздраженно вопросила:

— Когда уже в конце концов подействуют сонные чары?

Вернулся отец и, окинув усталым взглядом всю картину, неожиданно попросил всех покинуть комнату, чтобы дать мне отдохнуть. Вот только когда маменька и брат вышли, он прикрыл за ними дверь и приблизился. Присев на кровать, он взял мою руку в свои ладони и произнес, глядя мне в глаза: