императора. Увы, с моей стороны не будет преувеличением сказать, что, когда советники Александра III уступили свое место людям по выбору самого Николая II, империя совсем не управлялась или, вернее, управлялась неразумно, что мною уже было описано.

Почтение Николая II к памяти своего отца проявлялось иногда в весьма странной форме. Например, он, верховный вождь русской армии, никогда не соглашался принять более высокий чин, чем полковник, который был пожалован ему отцом в прошлое царствование. Этот трогательный, но несколько наивный поступок сыновней почтительности не способствовал его престижу в военных кругах, где его всегда называли «полковник», — прозвище, которое в конце концов звучало как насмешка, с оттенком пренебрежения.

Эта привязанность к традициям предшествовавшего царствования до некоторой степени повинна в той политической ошибке, которая вызвала весьма серьезные последствия для будущего России и участи самого Николая II.

Смерть Александра III, последовавшая скорее, чем того можно было ожидать, воскресила надежды широких либеральных кругов, которые были придавлены в течение его тринадцатилетнего царствования. Представители либерального движения, будучи удалены от двора и от всякой бюрократической деятельности, нашли себе убежище в работе в земстве. В этих кругах полагали, что молодой император окажется способным сделать то, что было уже сделано другими монархами в других странах, и примет линию поведения, отличную от той, которая практиковалась его предшественниками. Склонность молодого императора к либеральным идеям была возможна, по мнению либеральных русских кругов. Ввиду этого было решено использовать аудиенцию, которая была дана императором представителям земства для принесения поздравлений и пожеланий от этих учреждений, через несколько дней после восшествия царя на престол.

Петиция о создании конституционного правительства, составленная в более или менее ясных выражениях, была представлена почти всеми земствами и особенно энергично поддерживалась тверским земством, которое отличалось наиболее ярко выраженным либерализмом, ввиду чего пользовалось дурной репутацией при дворе. В ответ на эту петицию Николай II произнес те неудачные слова, которые квалифицировали пожелания земств как «несбыточные мечтания», и заявил о своем твердом намерении поддерживать абсолютную монархию, которую он унаследовал от своего отца.

Вот каким образом рисует доктор Диллон эту встречу царя с представителями земств, когда они приносили ему свои поздравления в Зимнем дворце.

«Самодержец с важным видом вошел в ярко освещенный зал и, нахмурив брови и плотно сжав губы, гневно повернулся к людям, избранным нацией, топнул маленькой ножкой и приказал им отбросить бессмысленные мечтания, которые он никогда не сможет принять».

Я сожалею, что мне приходится отмечать здесь разногласие с моим другом доктором Диллоном, но в действительности эта сцена носила совершенно другой характер. Я знаю от очевидцев, что далекий от высокомерия в обращении к представителям земства император Николай был смущен и с некоторым колебанием прочел по бумажке, находившейся в его руках, содержание своего знаменитого ответа. Более того, я знаю из совершенно достоверного источника, что ответ, который должен был сделать император, был предметом живейших обсуждений между императором и его советниками. Николай II колебался резко обрывать отношения с делегатами земства и был склонен дать менее резкий ответ, но его советники, возглавляемые Победоносцевым, убедили его в том, что память отца обязывает его твердо придерживаться традиций предшествующего царствования и что он должен положить предел всяким либеральным претензиям.

Победоносцеву же принадлежит авторство того ответа, который император получил от него в последний момент перед выходом в зал для аудиенции. Он читал его машинально, не отдавая себе даже ясного отчета в его содержании.

Если принять во внимание, что эта несчастная речь получила широкое распространение, будучи сообщена представителями земства своим избирателям в самых отдаленных уголках России, то можно понять, насколько правильно мое утверждение, что эта первая встреча Николая II с представителями народа положила начало тому отсутствию взаимного понимания, которое никогда не прекращалось во взаимоотношениях государя с народом и имело своим эпилогом через двадцать три года отречение императора во Пскове.

Автор ответа императора представителям земства, Победоносцев, оставался на своем посту обер-прокурора Святейшего синода и в новое царствование. Этот человек, которого называли русским Торквемадой, был поистине злым гением Николая II, на которого он имел громадное влияние.

Я не буду останавливаться на описании этой зловещей фигуры, так как Победоносцев покинул политическую деятельность в тот самый день, когда я вступил в первый русский конституционный кабинет. Описание этой фигуры могло бы занять не только одну главу, но даже целый том. Поэтому я ограничусь указанием, что личность Победоносцева олицетворяла собой все, что было худшего у русской бюрократии, и что он больше, чем сам Николай II, ответственен за ошибки царствования несчастного монарха. Могу прибавить, что всякий раз, когда я входил с ним в общение — а это было очень часто за время моего представительства от России при Ватикане, — мы всегда оставались враждебными друг другу, и до сих пор я с большим удовлетворением вспоминаю мою борьбу против его тирании по вопросу о свободе совести в России.

Среди людей, которые не менее известны, но влияние которых на Николая II в начале его царствования было менее роковым, чем влияние Победоносцева, следует отметить князя Мещерского, собственника и издателя ультрареакционной газеты «Гражданин».

Эта загадочная личность, grand seigneur по рождению, журналист — и журналист большого таланта — по призванию, играла значительную роль при дворе и в близком окружении Александра III. Его влияние трудно объяснить, потому что он пользовался скандальной репутацией, подобно Эйленбургу при берлинском дворе.

Князь Мещерский, посвятивший себя журналистике с юных лет, никогда не претендовал на какой-либо пост в бюрократии или при дворе. Тем не менее он оказывал непосредственное влияние на государственные дела в течение царствования Александра III. В редакции «Гражданина» и в его салоне, где еженедельно происходили собрания, подготовлялись министерские кандидатуры, точно так же, как и реакционные мероприятия, которыми было отмечено это царствование. Эти пятницы, на которых я никогда не имел чести бывать, посещались министрами, чиновниками всех рангов, генералами, епископами, журналистами, всеми теми, кому протекция их хозяина могла открыть возможность получать самые разнообразные должности, включая и дипломатические посты[12].

В мае 1896 года, во время своей коронации в Москве, Николай II пытался во второй раз войти в соприкосновение с народом, и столь же неудачно, как и в первый раз. Рок, тяготевший над судьбой этого монарха, отмечал трагическими событиями это царствование.

Все помнят, как коронационные торжества были омрачены катастрофой, очень похожей на ту, которая имела место в Париже в связи с организацией народных гуляний в 1770 году, по случаю бракосочетания Людовика XVI. В обоих случаях беззаботность власти, которая организовывала торжества, привела к аналогичным последствиям: громадная толпа, собравшаяся в огороженном месте, достаточно обширном, но с