и карандашами. Чернилами писать они не дерзают. Федак учит их сразу по-чукотски и по-русски. Он показывает картинку за картинкой, называя ее по-русски, а они называют ее хором по-чукотски, потом один пишет то и другое слово на доске, а товарищи его записывают в тетрадки.

И вот, как на грех, учитель показывает картину, изображающую нашу обыкновенную домашнюю кошку

— Кошка, — назвал он громко и торжественно. — К-о-ш-к-а. Ну, как по-вашему?

Ученики проявляют колебание. Такого зверя они не видели на родине. Девчонки молчат, керек Игынькеу широко улыбается. За его необъятные скулы его дразнят даже северяне, и прозвище у него в институте — Игынькеу — «печная заслонка». Лицо Игынькеу действительно похоже на заслонку. «Печная заслонка» улыбается, но тоже молчит, не лучше девчонок.

Инициатива переходит к двум пастухам. Сироткин кивает головой и говорит:

— Очевидно, лисичка, кошка рыжая, но рисунок меха совсем другой и ничуть не похожий на лисицу.

Второй неграмотный пастух качает головой:

— Совсем не лисичка. Скажу, скорее белочка.

У кошки хвост пушистый и задранный кверху, и все-таки он не похож на беличий. Учитель усмехается:

— Ну что же, лисица или белка?

Он нарочно подсунул им эту коварную картину. И «печная заслонка», набравшись неожиданно храбрости, внезапно подводит синтетический итог:

— Беличья лисичка.

Он соединил вместе двух знакомых зверей и дал незнакомому зверю новое название. Так делают люди и более культурные, чем этот наивный лесовик.

Русские меховщики, например, говорят: котик из кролика, — дешевого кролика выгодно подделать и подкрасить под дорогого котика.

Глава двадцать седьмая

Сильное отделение сочиняет санитарный плакат. Учитель пишет по-русски: «Когда заболеешь, иди к доктору, он даст тебе лекарство. К шаману не ходи, он обманет тебя, он лжив и не умеет лечить».

Ульгувгий пишет на доске. Он успешно справляется с фразой, хотя правописание ему не дается. Он пропускает буквы, пишет вместо «и» «ы» и наоборот. Но вот он наткнулся на оригинальное препятствие: доктор и шаман по-чукотски — одно и то же слово. Прошлый раз студенты сочиняли плакат антирелигиозный и столкнулись с тем же препятствием. Надо было перевести: «Не слушай попов и шаманов, чукотские шаманы не лучше, чем русские попы».

«Шаман», «поп», «доктор» по-чукотски — одно и то же слово. Связь совершенно понятная. Все трое лечат: шаман — заклинаниями и амулетами, священник действует молитвой и крестом, а доктор — какими-то лекарствами. Антирелигиозный плакат вышел все-таки удачным. Шаман от попа на деле отличается мало, и пусть они так и называются одним и тем же словом. Но доктора надо противопоставить шаману и четко отделить от него.

Плакат продолжается дальше: «Болезни происходят совсем не от злых духов», — диктует учитель. Ульгувгий опять запинается: злой дух и болезнь — одно и то же слово. Связь совершенно понятна: болезнь происходит от злых духов, и чукчи до сих пор не умели и не считали нужным их различать.

С первым затруднением справился Аттувге. Он подсказал: пусть будет «доктор» так же, как по-русски: «доктор» — и только.

Новые идеи и новые предметы хлынули в северную жизнь бурным и задорным потоком. Вместе с ними хлынули и русские слова. Чукотский язык борется с ними, старается их переводить по-своему, но они не поддаются такому переводу и внедряются в ткань языка в своем неизменном виде.

Таким образом, «часы» по-чукотски — «сердце-стукалка», «гармошка» и «скрипка» одинаково — «кричалка». Чукчи не различают наших музыкальных инструментов. «Стеклянный стакан» — «ледяная чашка», стекло — это твердый нетающий снег. «Мука» — «подобная пеплу», и «хлеб» — «мясо из пепла». Kelikel — основное учебное школьное слово — означает: вырезывать, расписывать, писать, пестрить, рисовать и даже читать. В качестве существительного оно означает одновременно бумагу, письмо, книгу, тетрадь и даже бумажные деньги. Связь идей совершенно очевидная, но представляющая на практике много затруднений.

Русских чукотский язык называет melgbittangbit, буквально — «коряки с огнивными луками». Русские явились к чукчам как союзники коряков и были вооружены кремневыми ружьями, которые стреляли, высекая огонь из кремня и огнива. Американцев чукотский язык называет pnawkulbt, то есть «напилочники»: американцы продавали чукчам стальные напилки, из которых путем холодной обработки, околачивания и протирания получались стальные ножи.

Некоторые из этих заимствований-переводов проникли в чукотский язык еще до революции. Другие — большинство — появились теперь, но система перевода одинакова.

Чукотский счет ведется по пальцам. Считать, trьlgьrkьn — «пальчить». Вместо того чтобы спросить: сколько? спрашивают: сколько пальцев? Система счета двадцатиричная, что соединяет чукотский язык с языками американских народностей, многие из которых имеют такую же систему счета.

У чукоч пять — mьtlьŋen, сокращенно из mьnьtlьŋen — рука; mьngьtken — десять, буквально — двое-ручный; двадцать — qlikkin — человеческий или просто человек; сто — mыtlыnqlekken, буквально — рука людей; двести — mыngыqlekken, буквально — двоеручие людей; четыреста — qlikqlikkin, человечина людей. Всякое число выше этого считалось до последнего времени gыjew-tegыn — за пределами познания. Счет в букваре представлен рисунками, изображающими крошечных оленей в стиле эскимосского рисунка.

Это введено для противопоставления чукотскому понятию, что оленей вообще считать грешно: олений хозяин обидится. Впрочем, бедный оленевод всегда знает, сколько у него оленей; только богачи с многотысячными стадами действительно не ведут точного счета оленям. Счет оленей в букваре сопровождается вопросами: сколько у тебя телят, сколько важенок, сколько быков-производителей и сколько всего оленей, опять-таки с целью противопоставления вышеуказанному суеверию, созданному богатыми оленеводами.

Радио по-чукотски — «громкоговорилка», так же как и у нас. Кино — «мелькающие тени». Аэроплан — «железная леталка», автомобиль — «сани на колесах», точнее говоря — «сани на катках», так как чукчи колес не знают, а знают катки, подкладываемые при перекатывании тяжестей.

Но другие слова и прежде, и теперь входили в язык, как были, почти без изменения. Соль есть чоль, сахар — чахар. В особенности новые слова, относящиеся к социальной организации, остаются неизмененными. Артель есть артель, пионер — пионер, комсомол — комсомол, тузсовет — тузсовет, и многое другое.

Другие слова, напротив, перешли в такой сомнительной переделке, что с ними приходится бороться и выкидывать вон, заменяя новыми.

Учитель широко улыбается. Он проверяет именно такие незаконные слова.

— Пишите «Первое мая», — диктует он. Ульгувгий пишет по-русски, правда, с ошибками, обычными для северных туземцев: «Первы май» и внизу проставляет по-чукотски: qregme (кречме).

— Опять эта американская штука, — смеется Федак. Это слово есть переделка английского Christmas — рождество, заимствованного у китоловов. Английское Christmas буквально означает «Христова обедня». Чукчи восприняли это имя просто как праздник и в наивности