— Да? — искренне удивилась Юля.

— Гримуары требуют огромное количество силы. Это истинная сокровищница, — взгляд Клодины подернулся мечтательной дымкой, она провела рукой по корешкам, книги отозвались легким сиянием. — Я многое отдала, чтобы быть здесь сейчас.

Ведьма раздраженно покосилась на Юлю, явно поняв, что сказала лишнее.

— А ты иди к себе. И не вертись возле стойла дракона. Пустынники жалуются, что Конар беспокоится.

Юля пожала плечами:

— Мне было любопытно. Не так много впечатлений в этом… месте.

— А скоро их у тебя будет еще меньше, — Клодина зло улыбнулась. — Глэней подтвердила, что твой ребенок развивается как истинный дракон, а значит, быстрее обычных детей. Пара недель — и могут начаться роды.

— Так рано? — охнула Юля.

— Ты носишь драконессу, — напомнила ей ведьма. — Но ты сама нам не нужна.

Юля возвращалась к себе, встревоженная и взбешенная одновременно. Кольцо обжигало палец, по рукам текли прохладные потоки. Юля поверила альвийке и ведьме, она сама чувствовала, что Агате не терпится появиться на свет. В последние дни сознание дочери становилось все ярче и осмысленней.

Юля придерживала рукой гримуар, спрятанный под верхним платьем на животе. Агату привлекла именно это книга, и теперь ее мама собиралась выяснить, почему.

… Той же ночью Юле приснился Танеер. Он стоял на красной скале, из тех, что окружали замок. Ветер трепал его отросшие волосы, щетина покрывала подбородок, глаза горели огнем. В небе над Танеером с ревом кружились два дракона.

«Ула, Ула, — настойчиво повторял Эйлан. — Один знак. Дай хотя бы какую-нибудь зацепку. Хоть что-нибудь. Мы ищем тебя много дней и ночей, но область поиска слишком велика».

Юля попыталась ответить, осознавая, что Эйлан всего лишь снится ей, но веря, что это не простой сон.

«Источник магии, — задыхаясь от ветра, проговорила Юля, — здесь сильный источник магии. Это поможет?»

— О да! Жди, любимая, я иду… — прозвучало в ответ.

Сон начал меркнуть. Юля в отчаянии потянулась к Эйлану, но ощутила лишь ткань подушки.

Прошла неделя, в течение которой Юля тщетно пыталась отвлечься от ожиданий и прочитать что-либо в гримуаре. Магическая книга была написана не на языке драков, а странными значками, не похожими ни на один алфавит, видимый Юлей ранее. Страницы книги, покрытые рукописным текстом, представляли плотные листы пергамента. Их однообразно покрывала вязь букв-закорючек.

Тем не менее гримуар обладал странной притягательностью — Юля никак не могла выпустить его из рук. Однажды ей даже показалось, что время остановилось, и она впитывает магию, испускаемую книгой.

Задули ветра из пустыни, пленницу теперь выпускали лишь на сеансы «общения с мужем». Эйф все больше мрачнел и… напивался, поэтому некоторые вечера заканчивались тем, что Юля просто сидела у камина в зале рядом с храпящим драком. Ей все время было холодно, несмотря на усиливающуюся жару на каменными стенами замка. Спина ныла, живот изменил форму, а постоянные недомогания не давали хорошо спать.

Оставаясь в одиночестве в своей комнате, Юля продолжала бездумно листать гримуар. Она готова была поклясться, что сначала в нем отсутствовали иллюстрации, однако на пятый день книга внезапно сама раскрылась на коленях у Юли, как будто бы пожелала показать человеку нечто важное и прекрасное.

Юля внимательно в него вгляделась. Рисунок изображал дракона… и менялся на глазах. Только что это были лишь грубые очертания, но вот проступили цвета, яркие, сочные. Через несколько секунд дракон красовался на весь разворот, а под ним, будто на фотографии в растворе проявителя, появилась надпись на языке драков: «Магисс Дракониа».

Раздался скрип ключа в замке, и Юля мигом спрятала гримуар под подушкой. Она была взволнованна. Книга не спешила открывать свои загадки, но явно проявила благосклонность к неожиданной читательнице. Или к Агате. Не тот ли это гримуар, о котором говорил однажды Эйлан? Из тех, что открываются лишь магам с особыми способностями.

Глэней пришла раньше, чем обычно. Альвийка казалась напряженной и отстраненной, словно ее мысли были где-то далеко. От Юли не укрылись ни бледные пятна на скулах, ни легкая дрожь в руках целительницы.

— Что-то случилось? — поинтересовалась Юля, якобы из простой вежливости.

— Ничего, о чем вам можно было бы волноваться, госпожа, — альвийка ответила не сразу, а глубоко вздохнув и изобразив улыбку.

— Ты забыла проверить пульс на левой руке, — напомнила ей Юля.

— Ах… да, — Глэней исправила оплошность. — Солнце с утра… резкое, так и палит. Я плохо переношу жару.

— Тебе сегодня пришлось много находиться на солнце?

— Я собирала горный вереск на рассвете, единственное целебное растение в этих краях. Если повязать на руку переплетенные корневища, это позволяет дольше удерживать магию в ауре.

На руке у Глэней красовался браслет из трав, от их запаха Юлю затошнило. Целительница принялась прощупывать точки за ушами пациентки.

— Глэней, — осторожно проговорила Юля, — ты ведь здесь не по своей воле. А сбежать не пробовала?

Альвийка вздохнула и села на пятки. Она заговорила, старательно отводя взгляд:

— Госпожа Дэреер, знаю, что вы хотите сделать — подбить меня на побег. Я догадывалась, что вы однажды попросите о помощи. Вы ведь очень… проницательны и умны. Вы ведь не были под чарами, я сразу догадалась. Просто не стала говорить Клодине, что ваше тело сопротивляется колдовству из-за ребенка. Клодина заодно с хозяином, а его я ненавижу. Я этого не скрываю. Ваш муж…

— Он не мой муж! — резко заметила Юля.

— Это меня не касается. Я всего лишь прислуга. Господин Дэреер получил в наследство мой рабский договор, но ему и в голову не пришло освободить пленников. Он пользуется нами… всеми нами, хотя мы свободны по праву рождения. Однако… — альвийка покачала головой. — Срок моего договора приближается к концу. Вашему мужу придется скоро меня отпустить. Я не пойду с вами ни на какие сделки, я просто не могу так рисковать! Более того, мне придется рассказать о вашем обмане с чарами и предупредить Клодину о растущих способностях вашей дочери. Возможно, меня даже отпустят раньше срока.

— Это… подленько, — Юля усмехнулась.

— Ничего личного, поверьте. Все хотят жить.

— Почему ты сразу меня не выдала?

— Все изменилось.

— Что?

— Мне не велено об этом говорить.

— А ты уверена, что тебя не обманут? Сама же говоришь, что Дэреер — скотина.

— Я обращусь к Клодине, — Глэней вздернула подбородок. Глаза ее светились отчаянной решимостью. — Ее влияние на вашего мужа весьма велико.